– Здесь когда-нибудь убирают? – мягко спросила она.
Он уставился на нее и после долгого раздумья таинственно произнес:
– Иногда.
Затем Фрейм деловито возобновил свое занятие.
– Надо убирать чаще, – настаивала она. – Здесь так пыльно.
– Мне за уборку не платят, – не поднимая глаз, холодно возразил он.
На миг воцарилась тишина. Ее нарушили шаги на лестнице.
– Вот и сам Леннокс, – сказал мальчик сдержанно, но не резко, словно пожалев о своей холодности.
У Люси подскочило сердце, и она тотчас повернулась к распахнувшейся двери, в которую вошел Леннокс. Его непривычно сердитое лицо – не с таким выражением он приходил к ней в дом! – при виде Люси еще больше посуровело. Сдвинув шляпу со лба, он воскликнул:
– Вы все же пришли!
Она была уязвлена подобным приемом – зачем он так разговаривает, если дело улажено, подтверждено его словами всего неделю назад? Но заставила себя изобразить улыбку – улыбку женщины, которая изо всех сил старается угодить.
– Мистер Эндрюс мне все объяснил, – с показной живостью отозвалась она. – Я готова начать прямо сейчас.
– Я глупец, – раздраженно бросил он. – У вас ничего не получится.
– Не говорите так, мистер Леннокс, – быстро ответила она, стараясь казаться бойкой.
– Имейте в виду – если через неделю результатов не будет, я вас уволю!
Каким же сентиментальным глупцом надо быть, чтобы нанять такую женщину, и вообще – женщину? Подумать только, что однажды за чаепитием у нее в доме он с непростительной опрометчивостью произнес: «Если вам понадобится должность, дайте мне знать!» И вот вам пожалуйста, она здесь, в его конторе, и собирается принять эту должность. Это чудовищное стечение обстоятельств очень огорчало его. Да, в холодном свете утра понедельника Леннокс усомнился в разумности своего предложения. И заявил:
– Если потеряете хоть одного клиента, не показывайтесь здесь больше!
– Этого не случится, – не раздумывая, решительно парировала она.
– Гм! – в нетерпенье хмыкнул он и повернулся к Эндрюсу. – Где она начинает?
– В Линтоне, – ответил Эндрюс, – и я объяснил ей все, что мог.
Широко расставив ноги, Леннокс в хмурой задумчивости уставился в окно. Потом повернулся к Люси, которая с тревогой смотрела на него.
– Ну и чего вы стоите? – в раздражении бросил он. – Вам за это не платят! Идите и займитесь делом!
– Я ждала ваших указаний, – пробормотала она, еще более озадаченная его поведением. – Я думала…
– Не думайте. Делайте!
Кисло ухмыльнувшись собственному афоризму, он достал из кармана жилета карандаш и засунул его под шляпу, откуда он агрессивно торчал наподобие пушки.
Люси негодующе взглянула на Леннокса, но с губ ее не сорвалось ни звука. Да, она умела владеть собой. Взяв со стола записную книжку и бумаги, она с горящими щеками медленно вышла из комнаты.
Унизительно было терпеть такое неуважение! У нее возникло желание вернуться и швырнуть ему в ухмыляющееся лицо эту злосчастную должность. Спустившись до середины лестницы, она услышала позади топот и, резко обернувшись, столкнулась с Дугалом – тот стремительно догонял ее.
– Вы забыли карандаш, – неловко пробубнил он.
Она взяла карандаш, молча подняв на него глаза. У паренька был смущенный вид.
– Я заточил его для вас, – краснея до ушей, объявил он. Потом, не дав ей заговорить, выставил большой палец и добавил: – Он всегда не в духе в понедельник утром. У вас все получится!
Потом Дугал быстро повернулся и, перепрыгивая через две ступеньки, убежал.
С минуту Люси постояла, потом ее губы дрогнули, лоб разгладился, и, чуть улыбнувшись, она вышла на улицу.
Это было свежее прекрасное утро, приправленное ранним бодрящим морозцем. Ветер, дующий со стороны квартала Сэдлригс, подгонял ее в спину, когда она шла к станции. В этот яркий день, очутившись после грязной конторы на свежем воздухе, Люси вдруг почувствовала в себе отвагу. Будь что будет! Вокруг кипела городская жизнь, царил неумолкающий шум оживленных улиц – храп лошадей, тянущих караваны повозок, грохот и звон ярких трамваев, быстрый перестук колес двуколок. Люси бессознательно впитывала всю эту энергию движения. Звуки города быстро разносились в вибрирующем воздухе, и в общем потоке доминировал низкий настойчивый гул – то гудели баржи на близкой реке, им вторили свистки паровозов, крики разносчика с ручной тележкой.
Люси пересекла дорогу и оказалась на Янг-стрит. На многолюдных тротуарах было не протолкнуться, на мостовую страшно ступить из-за плотного движения транспорта. Она направилась к зданию вокзала Куин-стрит, прошла под стеклянной крышей верхней станции, дающей сумрачное, как бы подводное, освещение, затем спустилась на нижнюю платформу, где адский дым паровозов обволакивал влажные сводчатые арки.
Там она села на поезд до Линтона и вновь под перестук колес преисполнилась решимости и стремления выполнить задуманное. Снова у нее мелькнула мысль: «Я должна забыть прошлое. У меня есть Питер – и будущее».
Прибыв на место назначения, она глубоко вздохнула и твердым шагом вышла на привокзальную площадь Линтона. Это был деловой город. Кругом стоял лязг тысяч молотков – бесконечное «тук-тук» клепальщиков, грохот инструментов путевых рабочих… На фоне неба вырисовывались остовы наполовину построенных кораблей, на них копошились человеческие фигурки, каждая не больше муравья. Гигантские подъемные краны вытягивали непомерной длины стрелы, с которых свисали цепи толщиной с человеческое бедро. Через дорогу от ворот верфи пыхтел приземистый локомотив, оставляя за собой рваный шлейф пара. Под его колесами сотрясалась земля. Люси была тоже потрясена. Замес из стали и железа, рев пара, скрип лебедки – Люси ощущала мощь всего этого. Воздух словно звенел от целеустремленности, и у Люси в жизни тоже была достойная цель – не просто бартер какого-то злосчастного маргарина, а, помимо этого, жизненно важные, серьезные вещи.
На углу Хай-стрит и узкого переулка, выходящего к верфи, она нашла первое место посещения – булочную с маленьким окном, засиженным мухами, за которым виднелись ряды буханок и полукруглые стеклянные витрины для выпечки. Одна витрина была пуста, в другой лежало несколько маслянистых булочек, а над окном висела вывеска: «Данл. Харботл и племянник». Она никогда не забудет ни это имя, ни этот момент. Пока она разглядывала через тусклое стекло фигуру мужчины в фартуке, стоящего за прилавком, имя Харботл оттеснило все прочие имена на второй план. В ее глазах этот человек вырос до небес. Он задумчиво стоял на одной ноге, почесывая второй ногой в башмаке обсыпанную мукой штанину. Голыми по локоть руками, на которых засохло тесто, он опирался о прилавок, откинувшись назад и вытянув тонкую шею. Своей застывшей позой он весьма напоминал аиста. Племянник или сам Данл.? Это не имело значения. Признав в нем свою скорую жертву, она решительно вошла в лавку.
