– Каждый портрет может рассказать целую историю, – процитировала она.
Неужели это она тряслась в этой самой комнате, повторяя: «Постараюсь запомнить все, что вы сказали, мистер Эндрюс»?
– Смеетесь, – медленно проговорил он. – Ладно, смейтесь. Возможно, вам придется распрощаться с вашими шуточками, когда дойдет до дела.
Его хронический пессимизм вызвал у нее очередную улыбку.
– Где Дугал? – спросила она.
Ее первоначальное мнение о Дугале было обманчивым и с годами совершенно изменилось. Он, казавшийся таким суровым и неприветливым, превратился в славного парня и большого друга Люси.
Эндрюс медленно кивнул лысой головой в сторону кабинета.
– У босса. – Он хмуро замолчал. – Я уже там был… а когда выйдет Дугал, наступит ваша очередь.
На этот раз она подняла глаза и, поднеся карандаш к щеке, более внимательно взглянула на Эндрюса. Да, его уныние бросалось в глаза.
– Что случилось? – спросила она.
– Скоро узнаете, – медленно проговорил он, – и гарантирую, что тогда не станете смеяться.
– Скажите, – с любопытством настаивала она, поскольку у Эндрюса действительно был весьма расстроенный вид. – Скажите, что не так.
– Всё! – с неожиданной горячностью заявил он.
Как раз в этот момент открылась дверь кабинета, оттуда вышел Дугал, а сразу вслед за ним – сам Леннокс.
– Вернулись? – увидев Люси, воскликнул Леннокс. – Зайдите, пожалуйста, ко мне на минутку.
Она медленно поднялась со своего табурета. Выражение лица Дугала и приглашение Леннокса, последовавшее за предсказанием Эндрюса, вызвали у нее тревогу. Но Люси знала: у нее все в порядке, она не делает ошибок, ее работа соответствует стандарту и опасаться ей нечего.
– Садитесь, миссис Мур, – пригласил он ее.
И снова, как в самой этой фразе, так и в том, что он назвал Люси по фамилии – чего, как правило, не делал, – она уловила нечто необычное.
– Я только что говорил с остальными, – объявил Леннокс, немного нервно перебирая карандаши.
– Да, и что?
Люси выжидающе подалась вперед. Теперь она увидела в нем волнение, затаенное возбуждение, кипящее под необычной для него маской раскаяния. Воцарилось молчание.
– Мне трудно на это решиться, – вертя в руках линейку, сказал он вдруг, – тем не менее придется. – Он решительно отшвырнул линейку. – Я должен сделать вам предупреждение об увольнении.
От такой неожиданности Люси страшно побледнела. Несколько мгновений она молча вглядывалась в Леннокса, потом, задыхаясь, выпалила:
– Но с работой у меня все хорошо, просто отлично! Вы знаете это не хуже моего!
– Знаю, знаю, – не скрывая сожаления, произнес он. – Мне очень жаль.
– Тогда что… – Она запнулась и умолкла.
– Я продал все целиком Ван Хагельману!
Он откинулся на спинку кресла. Несмотря на нотки раскаяния, в интонациях его высокого голоса прорывалось откровенное ликование.
– Вы же знаете, я был бельмом у них на глазу – несмотря на все их старания, я здорово им докучал. Они пытались меня свалить, но у них не получалось. Вопреки им, я продавал голландский маргарин – продавал прямо у них под носом, – и теперь у них лопнуло терпение. Они не хотят конкуренции, они хотят получить монополию, бесспорно. Я это понимал, о да, понимал. Я давно это предвидел. Вот почему я спешил с маргарином, пожертвовав остальным. Помогла дальновидность. А теперь все кончено, и сделка заключена. Я вышел из дела, а они вошли!
При этих словах яркий румянец залил ее лицо. Значит, он ради этого старался?
– Но… они оставят нас здесь? – с тревогой воскликнула она.
Он медленно покачал головой.
– Сожалею, – произнес он совершенно другим тоном. – У них есть свое помещение, свой штат, свои коммивояжеры. Полагаю, они возьмут Дугала. Им может пригодиться молодой парень. Но вы с Эндрюсом… увы… – Выдержав многозначительную паузу, он добавил: – Мне очень, очень жаль.
Хотя Леннокс пытался изобразить на лице сострадание, но было видно, что его это мало трогает. Он был рад выйти из дела, рад, что ему повезло продать свой маленький бизнес крупной развивающейся фирме, которая купила его скорее из корыстных соображений, нежели для обретения монополии.
Люси ясно это понимала, и ее вдруг охватила ярость. Какая несправедливость!
– И меня вышвыривают за дверь после всех этих лет! Вот что я получила за всю мою усердную службу!
– Вам за нее платили, – миролюбиво пробормотал он.
– Это несправедливо! Нечестно! – в сердцах прокричала она. – Вы могли бы предупредить нас о том, что это произойдет!
– Я сам точно не знал. – Поколебавшись, он добавил более мягко: – Нет смысла из-за этого сердиться. – Возможно, вспомнив вдруг о том далеком теплом полдне, когда он робко обнял ее за талию, он воздержался от более строгого выговора. Возможно, он и в тот момент подумал о своем давнишнем расположении к ней. – Я уже давно собирался уйти в отставку, – продолжил он. – А такая аккуратная маленькая женщина, как вы, всегда найдет себе другое занятие.
С ее губ уже готов был сорваться необдуманный ответ, но она сдержалась и резко поднялась, обиженно глядя на Леннокса сверкающими глазами.
– Когда расчет? – стоя у двери, выпалила она.
– Через месяц, – довольно спокойно ответил он.
Она вышла в приемную. В ней кипело возмущение. Она вспомнила, как ее унизили в первый день в этой проклятой конторе, да, унизили и теперь снова унижают, принуждая уволиться. А как она работала все это время, надрываясь в любую погоду, чтобы обеспечить этому чертовому Ленноксу солидное материальное обеспечение к пенсии!
– Я же вам говорил? – заметил Эндрюс. – Я знал, что вас уволят.
– Оставьте меня в покое! – огрызнулась она.
Дугал молчал. Его не уволили, и поэтому он мучился угрызениями совести, будто предал коллег.
Поджав губы, Люси взяла свою книгу, закончила записи и в пять часов вышла из конторы.
Миновав узкий арочный проход, Люси прошла уже полпути к станции по мокрой улице и лишь тогда заметила, что идет дождь. Волосы у нее стали влажными, и она автоматически раскрыла зонтик. Мимо проплывали желтые пятна витрин магазинов, мальчик-газетчик на углу хрипло выкрикивал победителя последних скачек, вместе с ней в сторону станции двигались чьи-то темные силуэты.
Она села в поезд. В углу купе какой-то мужчина наклонился к попутчику, держа на коленях газету. Он говорил о спаде в торговле.
– Увольняют много народу, – важно произнес он.
Люси спокойно взглянула на мужчину. Это прямо относилось к ней. Ее уволили. Годы стабильной, ничем не примечательной жизни оборвались с почти курьезной внезапностью. Случилась неожиданная, непредвиденная катастрофа; Люси была уверена в будущем и подобного исхода предугадать не могла. Обида вновь затопила ее, она сжала губы, в полной мере осознавая значение своего увольнения.
