Плохое может сделать это с вами потому, что вы сами и есть Плохое! Плохое – это вы.
В университете Уоллес начал испытывать серьезные трудности с программой. «Из всех магистерских программ, именно программа Аризоны, возможно, хуже всего сочеталась с его стилем письма, – говорит Эми. – В результате Дэйв промчался через учебный график и закончил программу в два года».
По возвращении в Иллинойс отец пытался как-то отвлечь Дэвида от постоянного чувства безысходности. «Мы ездили в Аллертон Парк, который находится всего в десяти милях, прекрасное место, – вспоминает Джеймс. – Мы гуляли, и я пытался разговаривать с ним. Между нами словно была стена. Я так надеялся, что смогу воспользоваться прогулкой на свежем воздухе, чтобы немного поговорить, и это ему поможет. Но ничего не помогло. Что бы он ни запер в себе, тревогу или панику, то, что происходило в Амхерсте, потребность приехать домой, потребность отстраниться от всего, что заставляло его плохо себя чувствовать, и потом возвращение из Таксона – я очень беспокоился в тот момент, что он может совершить самоубийство».
Уоллес часто идеализировал те места, которые только что покинул, даже если во время там пребывания его одолевали мрачные чувства. Он выстраивал многочисленные суеверные мифы вокруг того, что может продуктивно писать в определенной обстановке. Он не упоминал о мучительной эмоциональной борьбе, которая сопровождала его работу. Позже, в 1987 году, Уоллес на один семестр вернулся в Амхерст преподавать. («Пожалуйста, пожалуйста, забери меня отсюда, – писал он своему литературному агенту Бонни Наделл вскоре после приезда. – Я совсем забыл, как сильно я ненавидел Амхерст… И все эти профессора, которые считали меня либо психом, либо возмутителем спокойствия, либо и тем и другим, когда я учился здесь; теперь они ерошат мне волосы, говорят о должности преподавателя и Гуггенхайме».)
На следующий год он вернулся в Аризону, чтобы преподавать базовый курс. В это время, чувствуя все возрастающее отчаяние и страх, он присоединился к терапевтической группе и начал 12-ступенчатый процесс лечения в обществе анонимных алкоголиков. В рамках программы он написал письмо своим бывшим профессорам, Уильяму Кеннику и Дэйлу Петерсону, извиняясь за такие предосудительные поступки в прошлом, как использование вторичных источников при написании своих работ. Об идее, содержащейся в одной из них, Уоллис признается: «Это не моя мысль, это взято из “Федона”; это мысль моего отца; у нас был то ли спор, то ли дискуссия за несколько лет до того. У меня не хватило мужества прийти к вам в кабинет и рассказать об этом».
Уоллес также решил рассказать о том, что принимает нардил, понимая, что рьяные правдолюбцы из общества анонимных алкоголиков посчитают этот препарат наркотиком или костылем убогого. Однако через месяц он позвонил матери и попросил забрать его. Несмотря на все усилия, он находился в самом разгаре своего четвертого острого кризиса. Снова вернувшись домой, он возобновил прием нардила и рассказал сестре, в общих словах, о своих страхах, «только самое основное: как ты заставляешь себя встать с кровати утром, ищешь цель, достигаешь ее, делаешь то, что тебе положено делать». Вечером, накануне отъезда Эми в Шарлоттесвиль, штат Вирджиния, где она жила в то время, Уоллес умолял ее остаться с ним и родителями дома еще некоторое время, но Эми объяснила, что должна возвращаться, потому что выходит на новую работу.
«Как только я переступила порог своего дома в Шарлоттесвиле, зазвонил телефон. [Звонила] мама, она сказала, что [Дэвид] в реанимации и он пытался убить себя». Он принял слишком высокую дозу далмана
[21], седативного препарата, который принимал от бессонницы. «Это было странно слышать, – говорит Эми. – И это было намного больнее, чем когда я услышала в новостях, что Дэвид убил себя».
Хотя «Метла системы» была опубликована как роман издательством «Викинг Пресс» в 1987 году и получила одобрение критиков («Очевидно, что мистер Уоллес обладает большим талантом, – написала в своей статье в «Нью-Йорк Таймс» Мисико Какутани. – Ухо, тонко настроенное на современные идиомы; старомодный дар повествования; прекрасные изобретательские способности и однозначный отказ от компромиссов»), Уоллес продолжал бороться за признание, а также за стабильные заработки.
Исходя из этих соображений, а также из желания сделать свою жизнь более безопасной, он решил построить свою карьеру, как это сделал его любимый писатель Уильям Гасс. Успешный ученый-философ, Уильям Гасс был и автором постмодернистской литературы, получившей широкое признание. Уоллес решил, что такой путь предполагает структуру академической жизни и может побудить его писать более регулярно; это единственное время для сочинений, отведенное на полях его жизни.
Весной 1989 года Уоллес вместе с Костелло снял квартиру в Соммерсвилле, штат Массачусетс. Его старый друг тогда работал в Бостоне младшим юристом. Уоллес готовился к учебе в Гарварде для получения докторской степени по философии.
Хотя Уоллес искал стабильности, он, как ни странно, снова выбрал среду, которая ранее уже оказалась неудовлетворительной. «Я никогда не слышал, чтобы он говорил о философии с истинным жаром, – рассказывал об этом решении Костелло. – Дэйву нравилась философия, он занимался легко, постоянно, и тому подобное. Но это была бы для него работа, а не страсть».
«Дэвид обнаружил, что учеба в аспирантуре чужда ему, – утверждает Джеймс Уоллес. – Он ожидал, возможно наивно, что профессорско-преподавательский состав и студенты будут общаться друг с другом, как равные, умные люди. Дэвид никогда не обращал особого внимания на субординацию». Родственники и друзья Уоллеса – да и он сам – не удивились, когда выяснилось, что в Гарварде не все гладко. «Думаю, там было слишком много напыщенных молодых людей. Некоторые не пришли в восторг от писательских успехов Дэйва – уязвленное самолюбие, знаете ли, – говорит Костелло. – Но ожидал ли он сам иного? Дэйв такой проницательный. Он пробыл в Гарварде только недель шесть – и находился не в лучшей форме. На самом деле это вообще была плохая идея, и Гарвард здесь ни при чем».
Уоллес часто идеализировал те места, которые только что покинул, даже если во время пребывания там его одолевали мрачные чувства.
К тому времени Уоллес отказался от 12-шаговой программы, которую он начал в Аризоне, и теперь сверх меры курил травку и выпивал – пожалуй, больше, чем Костелло замечал за ним до сих пор.
Позднее Уоллес объяснял, что эта двойная ставка на алкоголь и марихуану была тщательно спланированной – но совершенно нелогичной для такого рационального человека. «Как и для большинства в конце 1980-х, это был мой метод “завязывания” с наркотиками – за какое-то время переключиться с одних наркотиков на один алкоголь, – писал Уоллес. – Потом я бы вернулся к наркотикам, чтобы “завязать” с алкоголем».
Костелло говорит о другом порочном круге того времени: «Помню, в Соммервилле он все больше впадал в депрессию… Больше всего он зацикливался на том, что его состояние вообще не менялось. Ему никогда не становилось лучше. И не может стать лучше. Дэйв думал: не будь он трезвым, он бы сошел с ума. Но он не мог справиться со своей неуправляемой навязчивостью. Его снова и снова захватывало, захватывало, захватывало».
