В конце 1917 года, когда Риверс начал работать с побывавшими на войне поэтами, он напечатал статью в журнале Королевского медицинского общества под названием «Вытеснение военных переживаний». В этой статье Риверс приводил доказательства в пользу конструктивной роли памяти, уравновешенной забыванием. В то время это была новая концепция: обычно предписывалось намеренно подавлять травмирующие воспоминания, в том числе избегать любого упоминания о войне в разговорах. Риверс заметил, что подобный строгий режим не предотвращает ночные кошмары, тревожность и психосоматические явления, но все эти симптомы ослабевают, когда человек расслабляется и перестает намеренно подавлять воспоминания. По мнению Риверса, только обсуждение травмирующих воспоминаний позволит ветеранам добиться полного излечения.
Грейвс пытался написать роман, который, как он надеялся, «избавит его от яда военных воспоминаний», но оставил эту идею. Он писал: «Мне было стыдно искажать материал в угоду сюжету, но у меня еще не было достаточно уверенности в себе, чтобы вернуться к подлинной истории того, что происходило на войне». Он не находил способ поделиться своими мыслями до 1929 года, когда написал мемуары. Восстановление Грейвса и интеграция болезненных воспоминаний имели свое собственное расписание, на которое нельзя было повлиять.
В повседневной жизни Грейвс находил некоторое утешение. Он был женат, имел детей, и это существенно ему помогло: жена Грейвса была ярой феминисткой, и поэт целыми днями занимался домашним хозяйством и детьми, находя такие занятия успокаивающими.
Грейвс и его жена были активными социалистами, и это также отдаляло его от жестких классовых барьеров Великобритании и имперских настроений, превалирующих до войны. Он с черным юмором вспоминает всю нелепость военных ритуалов, придуманных не только для установления дисциплины и внушения лояльности, но и для сохранения жестких классовых границ, как и в гражданском мире, между офицерами и другими людьми. Любое учение, будь то социализм или феминизм, которое изменяло военный склад ума, могло принести пользу.
Кроме того, Грейвс постарался отстраниться от войны, переехав в Каир и поступив на должность преподавателя. В конце концов, едва закончив книгу «Со всем этим покончено», он переехал на Майорку, где и провел остаток жизни. Шесть лет спустя он написал, с легкостью, которую наконец ощутил после многих попыток и оценки прошлых событий:
Следы от ран уже почти не видны,
Они болят, когда приходит дождь.
Одноногий забыл деревянную ногу,
Однорукий свой протез деревянной руки.
Слепой видит ушами и руками,
Столько же, если не больше, чем когда-то глазами.
Их война отшумела лет двадцать назад,
И теперь ее память затуманена временем,
Словно путешественник утром поворачивается и видит
Свою ночную тропу, полную камней и препятствий.
Прощение
История Т. Шази
Хотя она выросла в условиях апартеида в Южной Африке, Танди Шази всегда была живой и энергичной. Веселая, неунывающая мать двоих детей, она растила сына Аянду и дочь Мбализету в заботе и любви. Они жили среди многочисленных родственников – тетушек, дядюшек, бабушек и дедушек.
В местечке Соуэто было мало возможностей для образования, и поэтому в конце 1970-х годов отец перевез еще юную Танди в зулусскую столицу Улунди, чтобы она могла продолжить обучение. Она рассказывала, что в студенческие годы была разговорчивой и даже болтливой, хотя и не нарушала порядки – не пила и не курила, ответственно относилась к занятиям. Танди нравилось общаться с сокурсниками, все знали, что она всегда готова протянуть руку помощи нуждающимся. Это была столь явная щедрость духа, сопряженная с открытым характером, что Танди выдвинули студенческим представителем в Партию свободы Инката (ПСИ), одну из политических партий на переднем крае борьбы с режимом апартеида.
Основной обязанностью Танди как члена ПСИ было посещение митингов и доклад о деятельности партии в колледже. Она занималась этим до получения диплома, а потом вернулась домой, где ее интерес к политике еще больше вырос. Вскоре она стала членом Конгресса молодежи Соуэто, который был филиалом более крупной организации – Южноафриканского Союза молодежи (ЮАСМ). Этот союз занимал ведущую роль в борьбе молодежи против апартеида. Молодая женщина принимала все более активное участие в деятельности одной из подпольных групп и тайно перевозила боеприпасы, которые могли быть использованы для подрыва правительственных зданий.
Осведомитель выдал Танди властям в сентябре 1988 года, и южноафриканская полиция нагрянула с арестом к ней домой. Прежде чем арестовать, ее избили. Один из полицейских бил ее так сильно, что мать, которую заставили смотреть на экзекуцию, закричала: «Не убивайте ее у меня на глазах! Покажите тело, когда закончите!»
Танди выжила после побоев, и ее бросили в машину вместе с другими задержанными. Их везли в центральный полицейский участок Йоханнесбурга, знаменитый жестокими нравами. Власти назвали Танди террористкой и потребовали, чтобы она выдала лидеров движения против апартеида и место, где они хранят оружие. Она отказалась. Танди снова начали избивать, а потом полицейские, накрыв голову мешком, облили ее смесью воды и кислоты. Когда кислота попала на лицо, Танди почувствовала, как вскипает кожа. Кислота была такой концентрированной, что один глаз временно ослеп.
Но это был не конец. Ужас и отвращение дошли до предела, когда ее, почти голую и скованную цепями, бросили в холодную и темную комнату. Там четыре белых полицейских по очереди насиловали ее.
Танди рассказывала, что пережила весь этот ужас только потому, что смогла отстраниться от физической реальности происходящего. «Тихий голос внутри меня говорил: чтобы выжить, ты должна отделить душу от тела, – описывает она по прошествии десяти лет. – Казалось, сверхъестественная сила управляет мной. Я приняла решение: никто не будет властвовать над моей душой. Пока они пыхтели надо мной, я тихо отделила душу от тела. Это выглядело так, словно моя душа смотрит сверху на то, как мучают мое тело».
В последующие месяцы Танди находила некоторое утешение в обществе политических заключенных, многие из которых тоже пережили пытки. Они делились опытом и заверяли друг друга, что покончат с апартеидом. «Во время обеда нас выпускали на солнце, мы могли встречаться во дворе и разговаривать. Там, в тюрьме, было так много людей, которые помогали мне справиться с происходящим».
Танди освободили из тюрьмы после того, как ее родственники, узнав, где она содержится, наняли адвоката. Когда такси привезло Танди домой, она почти не могла идти – ноги не слушались ее. То, что раньше было минутной прогулкой, заняло мучительный час. «Тогда я осознала, что меня насиловали и мучили. Тогда пришла боль».
Почти год после возвращения Танди старалась не выходить из дома; она запиралась в темной комнате и плакала. Ее преследовали ночные кошмары, тревога и страх, и скоро она поняла, что срывается на детях, Аянде и Мбализету, чья жизнь тоже была искалечена после ареста. «Я больше не была любящей мамой, – рассказывает Танди. – Я ловила себя на том, что визжу, выкрикиваю проклятия и беснуюсь все время. Все, что напоминало мне изнасилование, вызывало истерику. Я била детей головой об стену и потом раскаивалась». Простая просьба дочери передать кусок хлеба вызвала у Танди такое раздражение, что она ударила дочь по щеке.
