Но дольше оставаться в туалете было нельзя, чтобы никто не начал подозревать что-то неладное. Глотая слезы, Макани вытерла лицо шершавым бумажным полотенцем и вышла из туалета.
Олли стоял, прислонившись к стене, возле питьевого фонтанчика. Под его темными глазами залегли круги.
– Тебе достался мой брат. – Это не был вопрос.
– Офицер Ларссон специально попросил допрашивать меня.
Олли вздохнул.
– Все прошло хорошо. Он милый. – Макани осмотрелась, но в коридоре никого не было. – Ты ждал меня? – А потом заметила свой рюкзак на полу у его ног. – Почему он у тебя?
– Я отпросился у сеньоры Вашингтон в туалет. Она даже не заметила, как я забрал обе наши сумки. Я видел, как ты зашла сюда, и решил подождать.
Макани снова запаниковала: она провела там больше десяти минут.
– Я сидела. Просто сидела. Не хотела возвращаться в класс.
Олли кивнул.
– Тебе надо было постучать, – сказала она.
Он поднял брови. Оба знали, что он никогда не осмелится постучать в дверь женского туалета.
– Нет, прости. – Макани чувствовала себя уставшей и смущенной. Ничто не имело смысла. – Но зачем тебе моя сумка?
– Ты в порядке? – спросил он.
– Что? – Она покачала головой. Такое впечатление, что они ведут два параллельных разговора. – Нет, не в порядке. А ты?
Олли улыбнулся.
– Совсем нет.
Макани вытаращилась на него, а потом разразилась безнадежным смехом. Слезы снова появились в уголках глаз.
– Понятия не имею, что происходит.
– До конца последнего урока еще двадцать минут, но я собираюсь уйти. – Олли поднял рюкзак и протянул ей. – Тебя подвезти?
Глава девятая
Единственными, кто заметил их раннее отбытие, были журналисты. Они кружили, словно стервятники, перед школой и парковкой, ожидая, когда учеников отпустят с уроков. Когда Макани и Олли приблизились к ним, она напряглась, опустила голову и пошла быстрее. Олли не отставал от нее.
Репортеры сразу же взорвались: «Вы знали жертв?», «Как бы вы описали атмосферу в школе сегодня?», «Ухудшит ли это шансы вашей команды в матчах плей-офф?». В их сторону пихали микрофоны и направляли камеры, но Макани уворачивалась от навязчивых вопросов, давая тем самым понять, что не желает давать комментарии, но женщина с залаченной челкой все равно погналась за ними.
– Каково это: потерять двух одноклассников всего за три дня?
Макани сосредоточилась на машине Олли в дальнем конце парковки.
– Каково это: потерять двух одноклассников всего за три дня?
Машина, машина, машина, машина, машина, машина, машина…
Вдруг чья-то рука коснулась плеча Макани, и она закричала. Ее глаза обезумели от страха. Репортер отшатнулась и врезалась в своего оператора, а Макани снова закричала. Женщина, сбитая с толку, от ярости выкрикнула что-то в ответ, но внезапно Олли встал между ними и пригрозил:
– Прочь! Убирайтесь к черту, подальше от нее!
Оператор взял репортершу за руку, предлагая ей отойти, но она не собиралась так просто сдаваться.
– Ты, – сказала она, – розовые волосы, каково это…
– А каково это, черт возьми, на наш взгляд?
Оператор умоляюще обратился к журналистке:
– Они, скорее всего, несовершеннолетние…
Олли протянул руку к Макани, обнял ее за талию и повел к машине. «Машина, машина, машина», – повторяла про себя Макани. Он открыл пассажирскую дверь, помог ей залезть внутрь и побежал к водительскому сиденью. Все пять ее органов чувств были на пределе. Вместо того чтобы пытаться не плакать, Макани старалась хотя бы не шмыгать носом.
Она ожидала, может, даже хотела, чтобы Олли выехал с парковки на полной скорости, но он вел машину аккуратно, следуя положенным ограничениям. Он повернул в противоположном ее дому направлении и ехал, пока они не оказались около парка возле начальной школы.
Машина остановилась. Макани почувствовала, что Олли пытается решить, нужно ли ее утешить.
– Прости, – сказала она. Ее реакция могла показаться странной. Нужно было что-то соврать. – Не знаю, почему…
– Тебе не нужно ни за что извиняться.
Она шмыгнула носом и стала рыться в рюкзаке в поисках салфеток. Олли перегнулся через нее, чтобы открыть бардачок. Там валялись скомканные салфетки из KFC.
Она взяла одну и высморкалась. Как привлекательно! Макани чувствовала себя монстром.
– Такой отвратительный день.
– Такой отвратительный день. – Олли издал смешок.
Они сидели молча целую минуту. Макани выглянула из окна. Парк был пуст, не считая мамы и малыша на качелях.
– Я не хочу домой. – Ее голос звучал слабо и уныло. – Она попросит, чтобы я рассказала обо всем, что случилось сегодня в школе, а я не хочу это обсуждать. Не могу больше об этом думать.
Олли кивнул. Он понял, что она говорит о своей бабушке.
– Куда бы ты хотела поехать?
– В какое-нибудь тихое место.
Олли повез ее к себе домой.
* * *
Путь до проселочной дороги, на полпути между Осборном и Ист-Бендом по шоссе 79, занял двадцать пять минут. Еще одна пустынная дорога, затерянная в кукурузных полях, на которой время от времени встречались ранчо и пастбища. Каждую милю они проезжали мимо билборда с желтой подсветкой, рекламирующего «Веселый лабиринт Семьи Мартин». Семейка рыжих голов улыбалась им с верхнего угла каждой рекламы.
Самый большой кукурузный лабиринт Небраски! Еще 5 миль!
Тыквенная грядка! 4 мили!
Катание на возу с сеном! 3 мили!
Контактный зоопарк! 2 мили!
Кукурузная яма! 1 миля!
– Что такое кукурузная яма? – У Макани стало легче на душе от осознания того, что она сможет отдохнуть несколько часов. Она предупредила Дэрби, что Олли отвезет ее домой, а бабушке написала, что останется у Дэрби. Они были не в восторге, но, по крайней мере, правильно поняли, что Макани нужно отвлечься от жутких новостей.
– А ты как думаешь? – сказал Олли. – Огромная яма с кукурузными зернышками.
– Ладно. Но что делать с кукурузной ямой?
Он взглянул на нее с улыбкой:
– Видела бассейны с пластмассовыми шариками в развлекательных центрах? Это то же самое, но большего размера. Намного больше. Там весело, – признался он. – А вот без контактного зоопарка вполне можно обойтись. Когда ветер встречный…
Макани рассмеялась и увидела из окна машины похожие на цирковые флаги на полях. Они проехали широко раскинувшийся лабиринт и огромную незаасфальтированную, почти пустую парковку.
