– Сюда кто-то действительно приезжает?
– Она забита в выходные. Люди приезжают из Омахи и Линкольна. И здесь шумно. Слышно аж из моего дома. По субботам они даже приглашают группу, играющую польку. Когда у нас открыты окна, я часто начинаю топать в такт их тубе.
Макани снова рассмеялась.
– Я представила, как ты плаваешь в кукурузной яме.
Олли смотрел вперед, его глаза блеснули.
Он свернул на другую дорогу. Пологий склон нарушал окружающую его плоскую равнину. Это напоминало тихую, жутковатую красоту страны Уиллы Кэсер
[12]. В десятом классе Макани задали прочитать «О, пионеры!» на уроке английского, и знакомый ландшафт успокаивал ее, напоминая о поездке к любимой бабушке. Макани тогда и не догадывалась, что вскоре будет здесь жить. Роман потерял свою привлекательность, перестал быть выдумкой.
Виднеющееся вдалеке здание стало увеличиваться, и Макани поняла, что эта дорога ведет прямо к дому Олли. Он был белого цвета, как и ее, но штукатурка местами осыпалась. Дом построили в стиле возрождающейся викторианской готики: три драматичные оконные арки под тремя выступами крыши. Две колонны обрамляли скромное крытое крыльцо. Обширный двор был неухоженным и заросшим.
Макани обрадовалась, что не верит в привидения; болезненные воспоминания прошлого, скорее, походили на призраков. И она была уверена, что здесь их полно.
Однако не все в доме оказалось таким мрачным. Когда она вышла из машины, ветер теребил китайские колокольчики, а по обеим сторонам крыльца болтались на цепочках два огромных кашпо с папоротниками. Они, правда, погибли от ранних заморозков, но служили доказательством, что дом не заброшен.
Олли бросил на нее тревожный взгляд.
– Дом, милый дом.
Приводил ли он раньше сюда девушку или это первый раз? Он чувствует себя уязвимым? На распадающемся придверном коврике из кокосовых волокон едва виднелось одно слово: Ларссон.
Младший Ларссон отпер переднюю дверь в большую, темную и пыльную комнату.
– Знаю, – вздохнул он. – Похоже на дом с привидениями.
Макани всплеснула руками:
– Я ничего не говорила.
Он натянуто улыбнулся и пригласил ее внутрь. Полы были из твердого дерева, и доски стонали от каждого шага. Макани ждала на пороге, пока Олли не отдернет занавески. Пылинки, застигнутые врасплох внезапным светом, закружились в воздухе. Обстановка в гостиной, вопреки ожиданиям Макани, оказалась уютной. Она выдохнула с облегчением. Ковры, лампы и мебель казались либо действительно подлинными предметами Викторианской эпохи, либо их превосходными копиями. Правда, секционный диван был точно современным.
При этом в комнате чувствовалась какая-то статичность, словно всеми этими предметами уже давно не пользовались.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил Олли. – У нас есть вода, апельсиновый сок, кола… Ну, это не настоящая кока-кола…
Макани рассмеялась, оценив шутку.
– Вода подойдет.
– Вода из-под крана? Со льдом? Без?
Она прошла вслед за Олли через столовую, такую же мрачную и, кажется, нетронутую людьми.
– Чтобы тебе пришлось подольше повозиться, – сказала она, хотя температура внутри дома была ненамного теплее, чем снаружи. Льда не хотелось.
По крайней мере, кухня выглядела намного светлее. Окна без занавесок выходили на бескрайние кукурузные поля, вдалеке весело развевались флаги лабиринта. Кухня Олли, не такая чистая, как кухня бабушки Янг, оказалась не пыльной, в отличие от других комнат, в сушилке стояла вымытая посуда. Мебель была и не современной, и не в викторианском стиле.
Неожиданно что-то прыгнуло на Макани: маленькая пятнистая собачка с голубовато-серой шерстью вскочила и подбежала к ним.
Смеясь, он наклонился, чтобы погладить своего питомца.
– Привет, Сквидвард.
Второй раз за час она совершенно растерялась и снова почувствовала себя сбитой с толку.
– Прости, я не знала, что у тебя есть собака.
– Голубой хилер, – Олли улыбнулся, гладя пса по спине. – Когда мы взяли его к себе, я был большим фанатом Губки Боба. Теперь он оглох и почти ослеп. Спит большую часть дня, поэтому даже не заметил, как мы зашли. – Сквидвард прижался к Олли, словно хотел опереться на него. – Как ты, дружок?
Макани села на корточки, чтобы погладить собаку.
– Он дружелюбный?
– Если позволишь ему сначала понюхать руку, все будет в порядке.
От Сквидварда попахивало псиной, но Макани было все равно. У него оказалась неожиданно жесткая шерсть. Гладить собаку было приятно, а еще приятнее было находиться так близко к Олли.
– У тебя есть собака? Дома? – Олли отвел глаза в сторону. Он спросил это, зная, как редко она говорила о своем прошлом.
Но собаки – безопасная тема. Макани покачала головой, а Сквидвард перевернулся на спину.
– Мама заявляет, что у нее аллергия. Но на самом деле думает, что с домашними животными очень много хлопот.
– У нас еще есть кошка. Она, наверное, сейчас на улице.
– Сэнди Чикс?
[13]
Он ухмыльнулся:
– Рэйвен.
– А. Более крутое имя.
– Не совсем. В то время я с ума сходил по Рэйвен-Симоне
[14].
Макани рассмеялась.
Олли почесал Сквидварду живот.
– Не знаю, почему родители разрешали мне называть так наших питомцев.
– Потому что, судя по всему, твои родители были замечательными. – Макани вздрогнула, как только это сказала. Можно ли о них говорить? Хотя Олли первым их упомянул.
А теперь он кивал, соглашаясь.
Она поняла, что Олли оценил ее слова. Возможно, ему было тяжелее, когда люди из кожи вон лезли, чтобы избежать разговоров о них, притворяясь, словно их вообще никогда не существовало.
Макани часто притворялась, что ее родителей нет. По настоянию бабушки она звонила маме раз в неделю, а папе – раз в две. Они не знали, что здесь происходило, потому что до этого момента Макани и не думала им рассказывать. Большую часть разговора родители всегда жаловались друг на друга.
Олли помыл руки после собаки, вытащил два буррито из морозильника и протянул ей. Оба были с бобами и сыром.
– Одно или два?
Макани мечтала о тарелке горячего саймина
[15], такого привычного дома, что его даже включили в меню многих ресторанов фастфуда. В Осборне такого было днем с огнем не сыскать. Но буррито сойдут. Лучше, чем готовить ужин с бабушкой.
