Бабушка Янг попыталась заговорить:
– Как, ты сказал, его имя?
Вдалеке послышались сирены приближающейся скорой помощи.
– Дэвид, – сказала Макани. – Он был лучшим другом Родриго.
* * *
Дэвид. Дэвид Уэйр. Знала ли она вообще его фамилию?
Его имя никогда не упоминали в расследовании. Ни разу. Он был тем, с кем она и ее друзья – и Родриго – строили догадки.
Как думаешь, кто это сделал?
Спросил он ее на уроке физики.
Должно быть, он получал от этого извращенное удовольствие, ведь, задавая вопрос, он заранее знал ответ. Знал, что собирается убить лучшего друга. Знал имя следующей жертвы.
Серийные убийцы в ее воображении, в бесчисленных фильмах и сериалах были яркими и притягательными образами, от которых невозможно было отвести глаз. Но Дэвид никогда не привлекал ее внимание.
Как ты думаешь, кто это сделал?
Она смотрела мимо него, даже когда он спросил напрямую.
Она смотрела мимо него, даже когда он сидел прямо перед ней.
* * *
Сверкающие огни. Толпа людей. Знакомая паника поднялась в груди Макани, когда ее дом превратился в хаос. Медики в белых халатах бросились к бабушке. Полиция обступила Олли, Крис обнял его. Еще один полицейский быстро задавал ей вопросы. Макани отвечала как в тумане, пока бабушку Янг поднимали на носилки. Бородатый парамедик развязал полотенце на руке Макани, и ее посадили в ту же машину скорой помощи. Соседи высыпали из своих домов. Новые машины с визгом въехали на улицу. Последнее, что она видела, когда дверцы скорой захлопнулись, – мелькнувшие в окне розовые волосы Олли.
* * *
Ты в состоянии шока, объяснили ей. Пока медсестры и врачи обезболивали, чистили рану и накладывали швы, тот же полицейский, что допрашивал ее дома, продолжил задавать вопросы здесь.
Офицер Беверли Гейдж. Можешь звать меня Бев.
Она казалась слишком молодой, чтобы зваться Беверли, всего на несколько лет старше брата Олли. У нее были крупное овальное лицо, дружелюбные глаза и длинные волосы, убранные в хвост. Была ли она той, что понравилась Дэрби? Казалось, это было так давно.
Бабушку сразу же отвезли в операционную, но Макани не сообщили о ее состоянии, а офицер Бев не рассказала, поймали ли Дэвида. Вопросы Бев, связанные со временем нападения, просто убивали. По крайней мере, она оставила самые интимные из них на потом, когда руку Макани зашили и они остались одни.
Макани отвечала настолько честно, насколько могла.
Да, мы занимались сексом.
Э, минут десять.
Потом мы разговаривали.
Может, пятнадцать минут.
Не знаю. О музыке. И каком-то парне, много писавшем о Марокко, какой-то Пол. Не помню.
Да, а потом Олли заснул.
Я проверила телефон и смотрела, как он спит.
Не знаю. Минут пятнадцать-двадцать.
Это было унизительно. И теперь все запротоколировано, напечатано в каком-то ужасном официальном отчете или будет храниться в компьютерной базе. Когда Бев сделала еще одну пометку, мысли Макани вернулись к бабушке. Чувство вины и беспомощности разрывало ее. Бабушка может умереть, потому что Дэвид хотел убить меня.
Макани представила, как попытается все объяснить, когда – когда, а не если – бабушка очнется. Макани солгала. Олли был обнаженным. Как бы странно это ни звучало, но этот факт казался намного хуже, чем мысль о том, что кто-то пытался ее убить.
Я едва его знала, твердила она Бев. Нет, не знаю, почему он выбрал меня своей целью.
Первая часть была правдой. Вторая – ложью.
Макани думала, что достаточно страдала: она потеряла все, что имело для нее значение на Гавайях, – но карма бумерангом вернулась. Это, по крайней мере, было ее последним наказанием.
Глава шестнадцатая
Офицер Бев ушла, и Макани осталась в одиночной палате дожидаться новостей о бабушке. Она пересела в удобное кресло, не желая лежать в кровати. В воздухе пахло чем-то затхлым.
У Макани не было телефона, так что она не могла связаться с Олли или друзьями. Или хотя бы родителями. Полиция и врачи пытались дозвониться до ее мамы и папы, но безуспешно. Добросердечная медсестра с волосами медного цвета зашла к Макани и принесла ей имбирный эль и йогурт с голубикой. Она уверила ее, что их маленькой больнице очень повезло с хирургами.
Каждая минута одиночества усиливала тревогу Макани, она провела в больнице уже почти четыре часа. Чтобы как-то скоротать время, она решила включить телевизор.
Это было ошибкой.
Макани увидела на лужайке их дома все ту же репортершу с залаченной челкой, которая гналась за ней по парковке в прошлую пятницу. Надпись внизу экрана сообщала: «В Осборне напали на четвертого подростка».
– Вы слышали крики или необычные звуки? – спрашивала она пожилого человека, их соседа через два дома. У него был обвисший, как у бульдога, рот.
– Нет, совсем ничего. Я чистил водосточную трубу, когда мальчик пробежал по моему двору в том направлении. – Он указал куда-то сморщенным пальцем, а потом закрыл лицо ладонью, словно не веря в происходящее. – Я крикнул ему с лестницы, но он даже не посмотрел в мою сторону. Просто промчался мимо гаража и побежал в сторону Елей.
На экране появилась студия с Крестоном Ховардом, и картинка с репортажем с места событий теперь переместилась за его плечо. Крестон выглядел напряженным, но улыбнулся фирменной белозубой улыбкой, объявляя перерыв.
Никто никогда не должен был видеть их дом в новостях. Макани хотела забраться в постель и погрузиться в спячку до конца осени. Но потом ее посетила мысль, что ей могут не позволить вернуться домой. Ее дом стал местом преступления.
– Подозреваемый – восемнадцатилетний Дэвид Тарстон Уэйр, – сказал Крестон, когда новости возобновились. По коже Макани побежали мурашки.
Тарстон.
Теперь и его называли полным именем. То, что убийце позволяют иметь что-то общее с жертвами, казалось неправильным. Макани полагала, это уточнение понадобилось для того, чтобы люди не обрушили свой гнев на всех прочих Дэвидов Уэйров, которым непосчастливилось оказаться с убийцей тезками. Все равно что носить имя Катрина
[19] после 2005 года: на ум приходила только одна вещь. Но никто хотя бы не мог спутать реальную женщину с ураганом. Можно надеяться, что упоминание полного имени убийцы исключит какую-либо путаницу.
Имя Макани не называлось, скорее всего, потому, что она была несовершеннолетней, к тому же, выжившим свидетелем. Но и Олли не назвали. Крестон продолжал называть его другом жертвы. Должно быть, Олли находится под защитой полиции.
