– Наклони голову назад, – приказал кто-то.
Тонкая струйка грязи полилась по лицу Макани, но она поняла, что это вода. Макани упала на песок. Девушка побежала на помощь кому-то другому. Макани стонала и стискивала зубы. Сквозь слезы она увидела еще одну пластиковую бутылку с водой возле костра, всего в нескольких футах от пустых банок и ножа.
Когда Макани дошла до воды, Жасмин наклонилась и схватила ее. Ее хвостик, слипшийся от меда, ударил Макани по глазам.
Она пришла в животную ярость и с низким утробным ревом схватила нож. Лезвие блеснуло в свете пламени, длинное, острое и опасное. Она схватила Жасмин за хвостик и взмахнула ножом.
Глава двадцатая
Сидя в комнате ожидания, Макани все еще представляла безжизненный хвост волос в грязной руке.
– Мне так старшно и стыдно оттого, что я сделала что-то непоправимое. Жасмин была так пьяна, – ее голос захлебывался, – что едва не утонула, а ведь она хорошо плавала. Это моя вина.
Рука Олли мягко легла на спину Макани. Он взглянул на Дэрби и Алекс, но те тоже не поняли, что она хотела этим сказать.
– Что ты имеешь в виду?
– Другие девушки не видели, что произошло. Вокруг творился хаос, – Макани остановилась, снова переживая ту ночь. – Жасмин психанула и побежала к океану. Думаю, она хотела отмыться – табаско все еще жег глаза – и убраться подальше от меня. Казалось, она меня боится. Я знала, что мне нужно пойти за ней, она была не в себе, но я этого не сделала.
Макани наблюдала, как ее лучшая подруга, спотыкаясь, бредет в океан, а потом стыдливо отвела глаза: ей было больно на это смотреть.
Она думала, что Жасмин не примет ее помощь. Но Жасмин в ней нуждалась. Макани же просто свернулась клубочком на песке. Глаза горели, слезы текли по щекам: нож в правой руке, хвостик волос – в левой.
– Наконец капитан увидела, что произошло, и нырнула за ней. Жасмин не дышала. Габриэль работала спасателем на пляже, так что сразу же принялась делать ей искусственное дыхание.
Макани не должна была слышать, как ветер раскачивает пальмы или волны набегают на берег, но костер сгорел, оставив лишь дым и угольки, а другие девушки дрожали и бились в беззвучной истерике. В тишине раздались сирены. Массаж сердца, искусственное дыхание, дефибриллятор, сигнал тревоги, еще один вой. Или, может, это банши
[23] визжала в ее голове. Дрожащая от испуга Макани неподвижно наблюдала за происходящим.
– Приехали парамедики и откачали ее, – сказала Макани, вытирая щеки пальцами, – она была в порядке, но потом ее увезли в больницу. К тому моменту все уже заметили ее волосы и нож у меня в руках. Полиция надела на меня наручники.
Они посадили Макани на заднее сиденье машины, за металлическую решетку, и отвезли в участок. Она прошла алкогольное освидетельствование, ее сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и допросили.
– Ты попала в неприятности, – сказал офицер. – Мы могли бы предъявить тебе обвинение в распитии алкогольных напитков в общественном месте, но это больше похоже на нападение третьей степени тяжести.
Сердце Макани будто упало на дно в темное море.
Нападение. Она совершила нападение. На свою лучшую подругу.
Даже сознавшись в содеянном, она все равно не могла никому смотреть в глаза.
– Судья назначил сумму залога. Родители приехали за мной по отдельности. Их переполняла злость.
– Мне так жаль, – сказал Дэрби. – Это все так ужасно.
– А как насчет родителей, купивших алкоголь? – спросил Олли. Такой вопрос мог бы задать его брат.
– Их оштрафовали позже, – ответила Макани. – Тот октябрь стал адом в замедленной съемке. Меня отстранили от школы на тридцать дней и исключили из команды по плаванию. Я всегда была частью команды. И вдруг внезапно перестала ею быть. Парень, с которым я встречалась больше полугода, Джейсон, – он тоже был прыгуном в воду – перестал отвечать на мои сообщения и отписался от меня во всех соцсетях. Наш разрыв был не публичным, но мгновенным.
Алекс с нетипичной для нее деликатностью спросила:
– А Жасмин?
Ответ был написан на лице у Макани: их дружба умерла на том берегу.
– В школе не могли не обращать внимания на ее обрезанные волосы, – пояснила она. – Это было очень жестоко. Поскольку я несовершеннолетняя, мое имя не упоминалось в прессе, но это никому не мешало обсуждать всю историю в интернете, а мне – найти свои фото крупным планом со словом «сука» на лбу. А слово «шлюха» все еще было видно, когда Жасмин привезли в больницу. Вся команда была пристыжена, но меня считали зачинщицей.
– Несмотря на то что на твоем лбу тоже было написано оскорбление? – спросил Олли.
– Они думали, что про меня это справедливо. – Макани подняла голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. – Ведь именно я взяла нож.
Она получала тысячи сообщений с угрозами от одноклассников, соседей и незнакомцев, которые вымещали на ней свое негодование. С нее хотели снять скальп, изнасиловать, убить.
Как тебе не стыдно?! – писали в интернете. – Почему ты все еще не покончила с собой? #ПлавающиеШлюхи #KonaGate #КомандаСовершиСамоубийство
Макани долго спала и без цели бродила по дому. Поток брани был бесконечным. Иногда она испытывала боль оттого, что именно ее выставили виноватой, но чаще всего казалось, что у них есть на это право. Она не знала, что делать, куда идти и с кем говорить. Ей все еще хотелось позвонить Жасмин, единственному человеку, который всегда понимал ее, вот только как раз этого человека Макани и подвела.
– Я написала Жасмин длинное письмо с извинениями – настоящее письмо на бумаге – и отправила. Она так и не ответила, но я бы и сама поступила так же. В это время мои родители наняли адвоката, который запретил связываться с Жасмин. А потом меня попросили возместить убытки.
Когда Макани увидела, что ее друзья не понимают, что это, она объяснила:
– Меня попросили заплатить за профессиональную стрижку. – Она покачала головой. – Словно это могло что-то изменить. – Макани заплатила бы любую сумму, если бы ее попросили. Она бы отрезала собственные волосы на всю оставшуюся жизнь.
– Так что случилось? – Рука Олли больше не лежала на ее спине, но он по-прежнему сидел рядом. – В твоем деле все еще записано «нападение»?
– Нет. Где-то месяц спустя прокурор округа отменила обвинение, и меня оправдали.
– Должно быть, это стало таким облегчением, – выдохнул Дэрби.
– Не очень. Я чувствовала, что это заслуженно. А потом прокурор округа допустила ошибку, рассказав репортеру, как мне жаль, что я так поступила, но «одна ночь веселья не должна разрушить жизнь». Она использовала фразу «дети есть дети».
