В отличие от усевшейся меня, гость продолжал стоять. Что ж. Я медленно, не торопясь, смерила его с головы до ног.
И этот гад начал вдруг снимать сюртук.
— А это еще зачем?
— Вдруг я обернусь, как мой племянник в магазине, — не хотелось бы при этом порвать одежду, а потом разгуливать перед вашими тетушками нагишом.
Я невольно улыбнулась и стрельнула глазами. Шокировать телушек по-настоящему — та еще задача. Они скорее бы ахали, негодовали и обходили по кругу, чтобы не упустить особенно возмутительные части.
Но Торваль этого не знал. Да и не нужно мужчинам знать все наши секреты.
Как-то моя мама из другого мира рассказывала, что отец полюбил ее за томный, туманно-манкий взгляд.
— Впервые шампанского я тогда попробовала, — мечтательно вспоминала она, перед этим убедившись, что мужа в комнате нет. — Гляжу — принц! Настоящий! Для меня! На следующий день оказался твой папа.
Она его действительно потом не узнала, встретила в университете, он засиял, обрадованный, а она аккуратно обошла молодого человека по дуге.
Несмотря на свою прямоту, я так и не выдала тогда отцу мамину тайну, во-первых, чужие секреты не выдаю, а во-вторых, именно они иногда создают сказку в отношениях.
Пока я вспоминала, отвлеклась немного. И, подняв голову, ах, увидела своего принца. У моего принца были крепкие бедра. Да-да. Не мягкие женские. И не скелетные, как у подростка. А такие… мм, мускулистые, мощные, спрятанные за слегка приспущенные брюки. Но угадываемые из-за тяжей, которые поднимались снизу и обрамляли весь такой кубичный живот. Признаюсь, я в глубине души — маленькая девочка-принцесса, обожаю играть в кубики принца.
Медленно подняла зачарованный взгляд и встретилась с торжествующим, скалящимся Торвалем.
Хмыкнув, глотнула еще немного вина.
— Как и говорила моя мама, — сказала я, — сначала думаешь «принц», а потом оказывается, что просто выпила. Значит, воздействовать на вас? Посильнее? А почему сами не обернетесь?
Ему явно не хотелось рассказывать, челюсти закаменели. Но таки выдавил:
— Я потерял своего зверя. Его сильно ранили, и до недавнего времени я был уверен, что мой волк не выжил. Но тогда, в магазине, вы включили все эти артефакты, заставили впервые трансформироваться моего племянника. И у меня, — он ткнул в середину обнаженной, вот гад… классной такой обнаженной грудины, — у меня что-то шевельнулось тут.
Я внимательно посмотрела на «тут» и вздохнула. Надеюсь, эта вынужденная трансформация не окажется опасной для меня или мистера Торваля. Как говорил Насреддин: «Вот бы быть таким умным, как моя жена „потом“».
— Что ж, — сказала я, — слово держу.
Встала со стула, подошла к мужчине и взяла его за руку.
Рука была теплой и твердой. Обычно трогаешь руку, а она нежная и мягкая. Потому что иногда это рука твоей маленькой сестры. А иногда — интеллигентного парня, который считает, что знание книг Ницше делает твердым его взгляды, а остальное — не важно.
На переговорах я жала ладони партнерам, вот тут временами были вполне жесткие варианты, но намного чаще — влажные, вялые или осторожные, все-таки девушке руку пожимали.
Потрогаешь иной раз молодого человека за руку, и уже больше ни за что его трогать не хочется.
А с Виктором прямо потребность расширить область контакта появилась.
Вот почему некоторые мужчины разденутся, и прямо ух — стриптиз. А другие тряпочки скинут — только эксгибиционизм и получается.
— Приготовились? — спросила я, решив побыстрее завершить операцию. «Резать, к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов».
[11]
— А вы меня совсем не стесняетесь? — осторожно спросил Торваль.
Настоящий мужчина. Только что был в нетерпении, «ударьте меня магией, прекрасная госпожа, и посильнее». Но если девушка не покраснела трепетной ланью после любования на его прелести, сразу впадает в удивление и требует объяснений.
— Слушайте, мистер Торваль, если бы я сейчас в обморок упала, а вы меня полчаса откачивали, это был бы более приемлемый вариант?
— Конечно, нет. Но, пожалуй, я ждал, что юная леди строгого воспитания больше смутится, испугается.
Опять я забыла о местных особенностях. Девушке следует на людях постесняться и глазами похлопать, ах как стыдно, а потом не возбраняется и в альков с жеребцом. Главное — соблюдая приличия и светскую стыдливость.
— Как скажете. — С обнаженным мужчиной лучше не спорить, у них древние агрессивные инстинкты просыпаются. И тогда они сами не всегда понимают, чего хотят — прибить или приударить. — Тогда будьте добры, мистер Торваль, покажите, что в вас особенно пугающего, обещаю, я сильно впечатаюсь. На этом мы завершим и перейдем поскорее к делу.
Он помолчал некоторое время, потом сознался:
— Ну, не так уж пугающе. И показывать не буду.
Вот. Похвальная честность.
— А когда я на вас глазела, вам понравилось?
— Хм. Да.
— Тогда не морализаторствуйте, будьте добры, а получайте удовольствие. Теперь я не только смотрю, но еще вас и трогаю! Здорово же? Сосредоточьтесь, вы готовы?
Он напрягся, я почувствовала, как участился его пульс.
Насколько мне объяснил Грэг, звериная ипостась была частью оборотня. Потеряв ее, некоторые сходили с ума. Удивительно, что Виктор продолжал общественную жизнь и даже получил консультационный статус в стае. При этом полностью потеряв ценность для создания семьи, вон его Ханна как припечатала, чуть не тяжелым инвалидом выставила.
Ощутив под пальцами напряженное подрагивание, я запустила магию. Виктор застонал, на его руке вздулись вены, а лицо поплыло. Почему-то я ждала быстрого обращения, как в магазине у ребенка. Но Торваля трясло и выгибало. По коже заметались синие всполохи. И резко, страшно, нереально — сквозь человеческие черты промелькнула звериная морда.
От неожиданности я отпустила руку.
— Нет! — закричал Виктор. — Нет! Еще!
Его глаза покраснели из-за лопнувших сосудов.
Я испуганно отступила на шаг.
Он схватил обе мои руки, дернул к себе и приложил к плато широкой груди.
— Я требую продолжения. Я почувствовал зверя!
Если нападает одержимый, лучше не спорить, а тихонько пересидеть, дожидаясь санитаров. Я пустила снова магию, уже понимая, что ее во мне почти не осталось.
— Еще! Ну же, еще, — почти молил он, но я отдала все, полностью.
— Сосредоточьтесь, — сказал он нетерпеливо, — у вас все получится, мы почти достигли цели.
— Виктор, — ответила я мягко. — Я больше не могу, я пуста. Внутри не чувствую ни капли энергии.
