— Задерет же мальчишку! — тихо охнул Лакр.
Еще не успев закончить фразу, ланниец выхватил из-за пояса арбалет и торопливо взвел. Стрегон так же молча пришпорил коня и пустил галопом, надеясь, что все-таки успеет. Да, Лакр — превосходный стрелок, один из лучших из тех, кого он знал, но, во-первых, ему все равно понадобится время, и, во-вторых, на таком расстоянии он может зацепить пацана. А братья хоть и частенько убивали, исполняя заказы, все же не были настолько бессердечными, чтобы рисковать жизнью ни в чем не повинного малыша.
На рык озверевшего кобеля крохотный человечек наконец обернулся. Сперва даже не понял, почему так быстро скачет к нему какой-то незнакомый дядя, почему так летит пыль из-под копыт его большого коня; отчего у других двух дядей вдалеке так жутко исказились лица; но потом увидел взбеленившегося зверя, огромными прыжками несущегося на него, и как-то растерянно замер.
«Беги, малыш!» — хотел крикнуть Стрегон, но пацаненок впал в опасное оцепенение, какое бывает при внезапном испуге. Замер, сжался побитым щенком, как-то жалобно всхлипнул, не сделав даже попытки убежать. Только глаза стали совсем большими, неверящими, да лицо беспрестанно кривилось в преддверии громкого плача.
«Беги, малыш!» — так же кричал когда-то Стрегону отец, заступая дорогу оркам в тот черный день, когда орда свинорылых перешла через бурную реку и прямо под утро ворвалась в маленькое приграничное селение Верда…
Стрегон едва не застонал от мысли, что все равно не успевает. Стремительным движением выхватил нож, чтобы хоть в спину взъярившемуся псу всадить, отвлечь, увести от беззащитного пацана… и снова опоздал: с покачнувшегося плетня упруго спрыгнула фигурка, о которой он, признаться, успел позабыть. Тот самый вчерашний малец, не поменявшись в лице, поднял с земли закутанную в лоскуты палку, в два коротких шага достиг середины дороги и загородил оторопевшего ребенка собой. Встал, пристально следя за стремительно приближающимся зверем, небрежно откинул с лица длинную челку, как-то по-особенному прищурился. Услышав лютый рык кобеля, даже не дрогнул. Просто спокойно стоял и терпеливо ждал, когда пес набросится.
Лакр, увидев помеху, с досадой отвел палец от спускового крючка, чуть не сплюнув в сторону дурного мальчишки, а Стрегон выругался про себя. Злобно урчащий кобель какое-то время еще бежал по инерции, завороженно глядя в необычные глаза парнишки. Не дойдя буквально пары шагов, и вовсе остановился как вкопанный. Огромный, всклокоченный, с вздымающейся грудной клеткой. А еще через миг, не обратив внимания на грохот копыт за спиной, вдруг тоненько заскулил и припал брюхом к земле, униженно выворачивая шею и виновато виляя хвостом.
Стрегон, ураганом пронесшись мимо, схватил невредимого ребенка на руки и выдохнул, только сейчас начав различать звуки. Услышал испуганные крики за спиной, женский плач, мужскую ругань. Наконец, шумно перевел дух. Убедился, что дрожание маленького тельца на руках — всего лишь результат испуга. Заставил разгоряченного жеребца перейти на шаг, затем остановился и, наконец, непонимающе оглянулся: странный пацан все так же стоял на середине дороги, а к нему на брюхе подползал скулящий и полностью покорный зверь, всем видом просящий пощады.
Завидев вылетевшую из-за забора молодуху и ее шальные глаза, наемник опомнился и поспешил вернуться, чтобы мать не вздумала закричать. Приблизился, спрыгнул с седла, с рук на руки передал зареванного малыша. Неловко отвел взгляд от распахнутой сорочки, в вырезе которой дразняще мелькнули налитые молоком груди. Почему-то подумал, что растрепанная молодуха наверняка недавно вновь стала матерью и лишь поэтому упустила из виду старшего сорванца. Но потом встретил ее неподвижный взгляд, в котором при виде его шевелюры и блеклых глаз промелькнул неподдельный испуг, и почти с раздражением отвернулся.
Что ж, она правильно испугалась его лица, покрытого шрамами: когда-то звериные когти оставили там щедрую россыпь белесых следов, причудливо изрезавших кожу и сделавших ее похожей на маску. Справа и вовсе повредили какую-то мышцу — не зря щека до сих пор ничего не чувствовала и с трудом шевелилась. Правда, когда Стрегон был спокоен и холоден, когда цедил фразы сквозь сомкнутые зубы, этого почти не было заметно. Но улыбнуться или широко раскрыть рот он не мог уже давно. А если вспомнить про белые волосы и бесцветные, холодные глаза…
— Спасибо, добрый человек, — пролепетала женщина, испугавшись страшного незнакомца едва ли не больше, чем свирепого кобеля. — Сп-пасибо… пусть боги тебя не забудут…
Потом вдруг стиснула свое сокровище, всхлипнула и, не веря в собственное счастье, со всех ног кинулась под защиту родного дома, надежного забора и кряжистого мужа, который тоже выбежал на крик.
В мгновение ока на улице стало шумно и людно. Разбуженные, полуодетые и взъерошенные селяне взволнованно гудели, обступив молодую мать и чудом уцелевшего мальчишку. В сторону чужаков поглядывали настороженно, на белобрысого полукровку — с откровенной опаской, а на хозяина кобеля, добежавшего наконец до своей бешеной скотины и вздумавшего отвесить ей сочный пинок, и вовсе зло.
— Не тронь, — вдруг поднял голову пацан, которому пес исступленно вылизывал закрытые перчатками руки.
И широкоплечий верзила, словно что-то почувствовав, неожиданно отступил. А потом и вовсе отвернулся, пробормотав под нос что-то невразумительное. Мальчишка тем временем оттолкнул от себя собаку, коротко велел: «Место!» — и внимательно проследил за рьяно подпрыгнувшим кобелем, кинувшимся исполнять приказ с такой прытью, с какой и строгого хозяина не слушал. Затем обернулся, ожег нерадивого владельца пса еще одним коротким взглядом, отчего у того готовые сорваться с языка слова застряли в глотке. Наконец, схватил свою палку и, протиснувшись сквозь толпу, быстрым шагом двинулся прочь, не глядя больше ни на людей, ни на спасенного ребенка, ни на озадаченных наемников.
Проходя мимо плетня, возле которого совсем недавно ждал рассвета, мальчишка вдруг оглушительно свистнул. Да так резко, что неготовые к чему-то подобному люди присели от неожиданности. За плетнем что-то глухо заворчало, затем раздались громогласное ржание и неясный шум. Наконец, послышался нарастающий грохот копыт, звон опрокинутого ведра, шум падающих поленьев. А еще через секунду со двора на огромной скорости вылетел зверь — массивный, храпящий, звучно грызущий железные удила. Оседланный, но, кажется, совершенно дикий. Непроницаемо черный от носа до кончика длинного хвоста, с лихо развевающейся гривой и бешено горящими глазами цвета беззвездного неба. Громадный настолько, что казался настоящей горой. И при этом какой-то взбудораженный, неудержимый, хищный.
— Грамарец! — изумленно крякнул Торос. — Надо же… Настоящий грамарец!
Лакр тихонько присвистнул.
— Торков хвост… С кем тут скрещивают гаррканцев, что могло получиться такое чудовище?! Слышь, Стрегон, ты когда-нибудь такое видал?
Стрегон не ответил, лишь подумал, что, пожалуй, фантастические слухи насчет местной породы лошадей, выведенной эльфами Золотого леса, не врут: жеребец выглядел неутомимым, быстрым, как молния, и совершенно непредсказуемым. От гаррканца ему достались могучая стать, шелковая грива, крепкие копыта и едва заметный гребешок над переносицей, однако крупные черные глаза горели хищным блеском, а в алой пасти сверкали самые настоящие клыки. Говорят, остроухие этих лошадок для себя разводили, не для продажи. Утверждают даже, что грамарцы будут поумнее некоторых смертных и преданнее любого пса. От беды закроют, себя не пожалеют, а хозяина сберегут. И в бою, если придется, могут не только зубами цапнуть, но и копытами вдарить. Особенно если учесть, что у них есть еще одно внушительное оружие — длинные, невероятно острые когти, которыми странные звери умели орудовать лучше, чем иные вояки — саблями.
