— Я испорчу? Вот тебе! От чистого сердца! Получи!
— Белик!
— Мы тут ни при чем!
— Все при чем!
— Ату! Мужики, гаси его!
Стрегон почти бегом выбрался на открытое место, тщетно стараясь понять, в чем дело, и вот тут-то почувствовал, как у него самым натуральным образом отвисает нижняя челюсть. Как оказалось, дело происходило вокруг разгоревшегося костра с подвешенным на рогатинах котелком, где аппетитно булькала доходящая до готовности уха. Собственно, из-за рыбы-то и развернулась баталия, в которой, как ни удивительно, принимали участие все присутствующие. Проблема, судя по всему, заключалась в том, что, помимо ухи, над костром, подвешенные за хвосты, болтались две крупные рыбешки, которые кто-то пытался закоптить. Причем начался этот процесс давно и, вполне вероятно, очень скоро мог подойти к завершению. Поскольку рыбешек было только две, уха еще не дошла, а голодными были все, то, скорее всего, кто-то самый прожорливый (а это, разумеется, оказался Лакр) попытался утащить то, что уже было готово. Белик, конечно, возмутился, потому что добыча была его и готовил, естественно, тоже он. Быть может, даже не собираясь делиться, хотя котелок был взят большой, походный. Тем не менее свое добро пацан честно оберегал, отгоняя злостных воров колючими шишками. В то время как воры, надо думать, настаивали. И в результате по поляне теперь носился, подпрыгивая от особо точных попаданий возмущенно потрясающий кулаками Лакр, с непередаваемым азартом швыряя такие же шишки в вертлявого противника. Белик, разумеется, в долгу не остался, поскольку в это самое время восседал на сосновой ветке прямо над весело побулькивающим котлом и без труда добывал колючие снаряды. Видно, он как раз собирался снять или поправить веревку с рыбами, за которые шла ожесточенная битва. Так как по нелепому «совпадению» пацан не всегда попадал в того, в кого хотел, то остальные четверо братьев тоже ощутили на себе тычки убийственно точных снарядов и были вынуждены занять стратегически важную позицию за поваленным бревном, откуда пытались достать шишками скачущего по веткам наглеца.
Стрегон появился именно в тот момент, когда Курш оттеснял своим могучим телом настойчиво рвущегося к рыбе ланнийца, умело орудуя мордой, копытами и хвостом. На него, конечно, обрушился нешуточный обстрел сразу с двух сторон, но такую мелочь, как шишки, грамарец не замечал. И честно защищал их общую с Беликом добычу.
Однако и Лакр не сдавался: с достойным героя упорством пытался дорваться до вожделенного приза, воспользовавшись для этого, в качестве защитного средства, матово блестящей кольчугой вожака. Той самой кольчугой, которой он на манер обычного лоскута прикрывал себе голову и плечи.
— Ой! — первой углядела новое действующее лицо Белка и, уронив шишку прямо в котел, смущенно кашлянула. — А у нас, кажется, гости.
Лакр выглянул из-за упавшего на нос рукава и тоже поперхнулся.
— А-а-а… Привет, Стрегон. Мы уж подумали, ты заблудился.
Из-за бревна осторожно высунулись четыре настороженно озирающиеся физиономии, но, завидев обалдевшего вожака, неуловимо покраснели: ну да, стыдно, конечно. Вели себя, как мальчишки, право слово, но у Белика такой талант выводить людей из себя…
— Мы тут… это… — снова кашлянула Белка, — ну, пока тебя ждали, немного повздорили насчет перекуса… рыбки вот наловили и подкоптили, ухи наварили. Правда, рыжий едва все не сожрал, но мы с Куршем грудью встали на защиту твоих интересов. Живота не пожалели, а все до кусочка спасли. От сердца оторвали, можно сказать, чтобы эта чудесная рыбка пришлась тебе по вкусу. Да, малыш?
Вполне пришедший в форму Курш согласно кивнул и ткнулся носом в источающую дивный аромат добычу. Но, будучи ужасно голодным, в последний момент все-таки не утерпел — инстинктивно втянул запах еды, как-то по-волчьи заурчал, а затем звучно щелкнул челюстями, моментально откусив мощный рыбий хвост. По самую голову. Причем не один, а сразу оба, отчего сосновая ветка дрогнула и согнулась.
— Мрр, — согласился он с хозяйкой: мол, чудесная вышла рыбка.
На поляне воцарилась мертвая тишина.
— Куршик? — дрогнувшим голосом наконец спросила Белка. — Ты их что, съел?
У рыжего медленно вытянулось лицо.
Грамарец ужасно смутился и заискивающе пискнул. Братья, растерявшись от такого неожиданного финала, ошарашенно переглянулись, а Стрегон только и смог что подобрать отпавшую челюсть и теперь молча переводил взгляд с одного действующего лица на другое.
— Мы, пожалуй, пойдем, — пробормотала Белка, ловко съезжая по сосновому стволу вниз. — Что-то мне расхотелось рыбы. И вообще… кажется, мальчик опять голоден. Надо бы покормить, пока самих не сожрал. Извините, но нам надо срочно отлучиться. Куршик, ты со мной согласен?
Грамарец с готовностью подставил ей спину.
— Умничка. Только я потом на тебя сяду, ладно? Сейчас умоюсь и побежим.
— Бел, постой! — очнулся от ступора Лакр, когда она бочком-бочком скользнула к кустам. — Ты куда?
— Ну… это…
— Да бог с ней, с рыбой, ухи осталось навалом! Давай перекусим, раз уж Стрегон вернулся, а воевать больше не из-за чего!
— Нет-нет. У меня совсем пропал аппетит.
— Да погоди, — с досадой стряхнул с себя иголки Терг и выпрямился, красноречиво покосившись на вожака. — Никто тебя не тронет. Садись, поешь нормально. А зверюга твоя и без тебя прекрасно поохотится.
У Белки подозрительно вильнул взгляд.
— Спасибо, я сам. Да и уха-то, признаться, так себе вышла. Вам, может, и все равно, а я к другой привык. Да и мало ее для семерых, а вы все здоровые, толстые… чего вас объедать? Я пойду поищу чего-нибудь в лесу. Сейчас время теплое, жучки, паучки, ягодки всякие… найду чем закусить… в смысле перекусить…
— А твой пирог? Тот, с орехами, что девчонка подарила? Неужели не будешь?
— Я больше не ем орехи, — неожиданно вздрогнула она, отвернувшись. — Простите. Я действительно пойду. А вы ешьте, не то он испортится, и Лискина мама огорчится. Ешьте. Он, наверное, вкусный.
— Почему ты не садишься с нами? — вдруг тихо спросил Стрегон.
— Не люблю, когда заглядывают в рот. И вообще, не твое дело, — попятилась Белка, заметно насторожившись. — У каждого — свои вкусы и свое время для приема пищи. Бывает, что не совпадает с вашими. Что в этом такого?
— Ты всегда уходишь с привалов, ни разу не притронулся к хлебу, возвращаешься, только когда все поедят, не пьешь из своей фляги, не ночуешь…
— Я сказал: не твое дело!
«И у тебя глаза в темноте светятся», — мысленно добавил Стрегон, вспомнив, как ярко они горели этой ночью. Но вслух добавил:
— Тебе нечего опасаться.
— А я за себя не опасаюсь, — совсем тихо ответила Белка, а потом стремительно развернулась и исчезла в кустах.
Курш, посопев и помявшись, схватил вещи хозяйки, умудрившись даже тяжелое седло закинуть себе на спину, а затем нырнул следом. До братьев донесся быстро отдаляющийся топот, хрустнула перекушенная пополам ветка, кто-то грозно заворчал, но вскоре все стихло. Да так резко, словно у Курша вместо копыт отросли еще и мягкие лапы, которые умели совершенно не шуметь. И теперь наемники не могли с уверенностью сказать, в какой на самом деле стороне он скрылся, догоняя своего необычного хозяина.
