В мое отсутствие Нелли, которая теперь имела должность секретаря нашего проекта, встречалась с художниками и узнавала, интересно ли им участие. Энтузиазма они высказывали немного, за исключением тех, кто был на мели. К всеобщему облегчению мы в конце концов от этой затеи отказались.
Теперь мне предстояло уладить отношения с мистером Ридом. Я пыталась получить британскую визу, чтобы встретиться с ним и поговорить. Мне в ней отказали, но сказали, что я могу подать заявление на другую — только на время войны с условием, что я вернусь туда с детьми и там останусь. Поскольку об этом не могло идти и речи, я оставила попытки. Это дало мне повод отказаться от дальнейшего сотрудничества с мистером Ридом, чего я и хотела. Тем не менее меня пугало намерение миссис Рид жить в здании музея. Спустя какое-то время мой друг Хоар из министерства иностранных дел сообщил, что может сделать для меня визу, но к тому времени я уже обо всем договорилась в переписке. Наши адвокаты расторгли контракт, и мистер Рид согласился на половину пятилетнего жалования за вычетом того, что я уже ему выплатила. Он не держал на меня зла, но был сильно разочарован, потому что считал Лондон идеальным местом для музея во время войны. Я чувствовала, что оказала ему большую услугу, заставив уйти со скучной должности в журнале «Берлингтон», и поскольку теперь, после нашего недолгого сотрудничества, он стал на две с половиной тысячи фунтов богаче, что позволило ему выкупить долю в издательстве «Рутледж», я не имела никаких угрызений совести. Позже он решил написать о своей жизни книгу и хотел посвятить ее мне. Когда он ее закончил, его жена, должно быть, имела претензии к посвящению, поэтому он от него отказался. Когда все это осталось позади, он стал называть меня Пегги, и с тех пор мы остались добрыми друзьями и продолжили писать друг другу письма.
Глава 12
Моя жизнь во время войны
Джорджо Джойс переживал тяжелые времена. Его жена Хелен сошла с ума и металась по Парижу с двумя голубыми персидскими котятами на руках, которыми пыталась привлечь к себе внимание. Она крутила роман с маляром за городом и вообще пыталась соблазнить каждого мужчину на своем пути. Джорджо обосновался в Париже у нашего друга Понизовского. Он приехал ко мне в надежде, что я смогу его утешить и дать ему совет. Он очень волновался за своего сына и надеялся забрать его у жены. Однажды вечером, когда мы были в ресторане, туда заявилась Хелен с сиделкой, которая должна была за ней следить, и устроила чудовищную сцену. Я сразу ушла. Это был сущий кошмар, и мы с Понизовским боялись, что Джорджо упрячет ее в лечебницу. Мы не осознавали, насколько она больна, и пытались уговорить Джорджо оставить ее на свободе. Она влезла в долги у всех портных, поскольку ко всему прочему страдала folie de grandeur
[41]. Она пошла в полицию и обвинила в шпионаже свою подругу Эльзу Скиапарелли, Джеймса Джойса и еще нескольких людей. Она в самом деле становилась опасна, но я не могла вынести мысли о том, что она окажется под замком. Это неизбежно случилось, когда она сделалась буйной. Джорджо отнял у нее ребенка, и для нее это стало последней каплей. В конце концов полиция отвезла ее в кошмарную maison d’aliénés
[42]; Джорджо смог перевести ее в санаторий, где за ней должны были ухаживать, но этого, разумеется, никто не делал. Мы отправили телеграмму ее брату Роберту Кастору, чтобы он увез ее обратно в Америку, и он прилетел на «Клиппере». Он не удивился новостям: до этого она уже год провела в санатории в Швейцарии. Тогда Джорджо был рядом и присматривал за ней, но теперь его силы иссякли. Хелен находилась не в том состоянии, чтобы брат мог ее увезти, но он договорился, чтобы ее отпустили сразу, как только она станет спокойнее. Он хотел, чтобы Джорджо отвез ее в Нью-Йорк, но Джорджо подлежал призыву во французскую армию и не мог покинуть страну. Как раз в то время со мной произошел несчастный случай.
Как-то вечером я пришла домой после ужина с Бранкузи и ко мне зашли в гости Джорджо с Беккетом. Я жила в доме Мэри, который я у нее арендовала, пока она жила в Аркашоне с Марселем и супругами Дали. Мэри не хотела покидать Париж, но Марсель так боялся бомбежек, что не мог остаться, и ей невольно пришлось последовать за ним. Беккет сильно напился, и Джорджо уложил его спать. Мы продолжили пить с ним вдвоем. На следующее утро Беккет все еще был у меня, и я решила взять его с собой на чай с Кандинским. Я уже давно хотела увидеть мастерскую Кандинского в Нейи-сюр-Сен, в современном многоквартирном доме. Беккет перевел предисловие к каталогу выставки Кандинского, и поскольку он был знатоком немецкой живописи, я подумала, что ему стоит взглянуть на картины Кандинского.
Но нам не было суждено в тот день встретиться с Кандинским. Спускаясь по мраморной лестнице к двери, мы прошли мимо Фэнни, служанки Мэри. Я пересеклась с ней взглядами и поняла, что она помнит Беккета: она подавала ему завтрак в постель, когда мы жили в предыдущем доме Мэри. (Мэри переехала в соседний, побольше.) От воспоминаний у меня перехватило дух, и я, оступившись, упала с лестницы. Я приземлилась на правое колено и вывихнула его. К счастью, рядом оказалась Нелли — Беккет просто беспомощно стоял в своем обычном парализованном состоянии. Нелли заставила его перенести меня на диван и послала за своим врачом. Тот вернул мое колено на место, но в нем уже скопилась жидкость. На следующий день Нелли отвезла меня на скорой помощи в Американский госпиталь, где мне сделали рентгеновский снимок и, не обнаружив перелома, отправили домой. Мне приходилось все время лежать в кровати, и, поскольку я не могла двигаться, я привыкла молча и спокойно пережидать воздушную тревогу. В то время нас еще не бомбили, поэтому я не сильно нервничала.
Через несколько недель после многочисленных массажей я наконец смогла ходить. Мне нужно было найти себе жилье, потому что Мэри с Марселем собирались вернуться в Париж, где, как казалось, стало безопасно. Джорджо хотел, чтобы я сняла номер в отеле, где он жил со своей семьей. Я определенно не намеревалась так сближаться с ним, поэтому выбрала другую гостиницу.
На Рождество я вернулась в Межев к детям, но зимние наледи не позволяли мне много ходить с моим больным коленом, поэтому я осталась недовольна своим визитом. На обратном пути я заехала на озеро Анси, чтобы взглянуть на новую школу Синдбада. Интернат в По не оправдал возложенных на него надежд.
Вернувшись в Париж, я стала целенаправленно скупать картины и скульптуры. В моем распоряжении после урегулирования ситуации с мистером Ридом были все средства музея, а также уйма свободного времени и сил. Моим девизом стало «покупай по картине день», и я исправно его придерживалась.
Я арендовала квартиру Кей Сейдж, где до того нашла Танги. Она находилась на острове Сен-Луи на набережной д’Орлеан, на седьмом этаже, в бывшем чердаке под самой крышей. К ней вела терраса, которая отделяла лифт от входа в квартиру. В самой квартире были просторная студия с тремя окнами, маленькая спальня с серебряными обоями, гардеробная и элегантная ванная. На потолке моей спальни красиво играли блики отраженного в водах Сены солнца, и я часто лежала в кровати по воскресеньям и любовалась ими. Я всю жизнь мечтала жить у реки и была счастлива.
