– Таких случаев много, – поднося к губам чашку, важно произнёс Александр Антонович.
– Самое ужасное, – сказала жена, – что наши учёные, наши медики сделают вид, что ничего не знают, что ничего не случилось. Они всё отрицают.
– Не все, не все, – успокоил Александр Антонович. – Я слышал, создан уже Межрегиональный комитет по распределению гуманитарной помощи от сочувствующих гуманоидов.
– МКРГПСГ, – не удержался я, чтобы не показать свою информированность.
– Это не про нас, – сказала жена.
– Не говорите, – согласилась Антонина Яковлевна, – я просто не представляю, как жить дальше. Кстати, пользуетесь ли вы словокодом?
– А вы?
– Да, конечно.
– Из журнала «Грани науки»?
– По-моему, оттуда, я точно не знаю. Да, Саша? Ты принёс из института? Как от вас табачищем несёт…
Александр Антонович солидно вымолвил:
– Самый популярный код. В институте им все у нас пользуются. От директора до гардеробщика.
– Надо же, – удивилась жена. Разговор ей, по-видимому, нравился.
– А вы разве нет?
– Нет, нам этот словокод неизвестен.
– Быть не может!
Антонина Яковлевна решила нас просветить.
– Вы просто обязаны знать. Это ж единственный путь к спасению. Я вам настоятельно рекомендую. Всё элементарно. Слушайте. Каждую ночь перед сном садитесь на стул, выпрямляете спину, руки на колени и медленно, не торопясь, считаете до одиннадцати, потом в обратную сторону. Глаза закрыты. – Антонина Яковлевна показала, как надо сидеть, выпрямившись и закрыв глаза, вместо глаз у неё появились глазницы. – Вот так. Потом с интервалом в одну секунду произносите гласные латинского и согласные русского алфавитов и затем трижды говорите следующий текст: «paч – бда – браг – бда – фдамп – фдамп – фап». На последнем звуке вы должны почувствовать прилив положительной космической энергии.
Антонина Яковлевна открыла глаза.
– Я должна вас расстроить, – сказала жена. – Это ложный код. И об этом не раз уже сообщалось.
– Читали, читали, – не стала спорить Антонина Яковлевна. – И программу «Взор» тоже смотрели, всё знаем. Но кому известен истинный?
Жена ответила:
– Мне.
Я вздрогнул.
– Вам? – Александр Антонович привстал даже. – Вы хотите сказать, что знаете истинный слово-код?
Напрасно я подавал знаки жене, при свете свечи она не могла увидеть моих ужимок.
– Неужели вы знаете? – Александр Антонович не скрывал волнения.
– А не попить ли нам ещё кипяточку? – Я зло уставился на супругу: не перестаю удивляться её болтливости.
– Да, представьте себе, я знаю истинный словокод, – отвечала жена да ещё и с вызовом. – Этот словокод сообщил нам один наш знакомый, юрист по образованию, человек, которому можно доверять во всех отношениях. Ну а он узнал словокод от своего отца, в прошлом профессора филологии, автора многих трудов, историка, преклонных уже лет человека, очень преклонных лет человека… Да, ему-то и был передан словокод, причём непосредственно от гуманоида, с которым он пробыл более суток в жёстком телепатическом контакте.
– Так, так, – торопил Александр Антонович.
Я кашлянул. Но напрасно, жена и не думала останавливаться.
– Тут многое зависит от позы, особенно от положения рук, а именно от ориентации локтей, они ведь главные приёмники космической энергии. Но если вы развернёте руки вот так, – глупая, она показала как, – то локти будут работать в режиме передачи. Вот тогда и надо произносить текст словокода. Вы говорите: «гопо мопо шаду сивопи…»
Я громко закашлял. Спохватившись, жена замолчала.
– Гопо мопо, – повторила Антонина Яковлевна. – Ну а дальше-то как? Дальше-то как?
Александр Антонович:
– Шаду сивопи…
– Ну а дальше-то, дальше? – не унималась Антонина Яковлевна, она схватила мою жену за руку.
Я сказал:
– Шутка. Зачем ты так плохо шутишь, – и, встав из-за стола, подошёл к плите.
Вода в баке ещё не остыла. Я спросил гостей:
– Не хотите ли ещё кипяточку?
– Оставьте ребёнку, – сердито ответила Антонина Яковлевна.
– И ребёнку хватит, и всем. Назавтра у меня целое ведро стоит.
– Ну разве что только полчашечки, – уступчиво проговорил Александр Антонович. – У вас руки дрожат, разольёте.
– Ха! – Иначе ответить я не нашёлся, впрочем, руки дрожали как раз у него.
Я промолчал.
Мы долго молчали. Смотрели на пляшущий огонёк. Александр Антонович пил из чашечки маленькими глотками. Пламя свечи вытянулось и задрожало.
– У вас есть ножницы? – спросила Антонина Яковлевна.
– Ножницы? – переспросила жена.
– Ребята. – Александр Антонович поставил чашку на блюдце. – Как вам не совестно. Разве это по-товарищески? Так не честно, нехорошо, нельзя так. Вы должны нам всё рассказать. Всё.
– Но я уже всё рассказала.
– Неправда.
– Зачем нам говорить неправду? – обиделась жена. – Зачем нам обманывать?
Она перегнула кухонным ножом коптящий фитилёк надвое, кончик утонул в расплавленном парафине, замерцал исчезающий огонёк, но не погас, успел зацепиться, ожил.
– Я знаю зачем, – сказал Александр Антонович. – Вы думаете, я не знаю? Нет, знаю. Всё правильно. Вас можно понять.
– И как же вы нас поняли, интересно?
– Да так и понял. Их возможности вовсе не беспредельны. Вот и весь разговор. Число каналов ограничено. Тысяча, две… может, сотня… А может, и вообще единицы. Так что лишним места не будет. Число посвящённых, милые мои, не должно превышать допустимое. Или я не прав?
Я сказал:
– Давайте не будем об этом.
Антонина Яковлевна сделала вид, что собирается.
– Нам пора.
Жена моя засуетилась, отговаривая, – мол, застелено уже, мол, ночь, посмотрите, скоро час комендантский. Антонина Яковлевна, расстёгивая и застёгивая сумочку, говорила, что у них пропуск, а пройтись ночью по городу четыре версты – это одно удовольствие. «Так вас бандиты застрелят». – «У Александра Антоновича есть пистолет».
Разумеется, никуда они не ушли. Остались как миленькие. А когда жена моя увела их показать, куда им укладываться, и я остался один, опять, как и вчера, и позавчера, и год назад, отвратительно заскрежетало за стенкой, – это старая бабка, соседка, двигала по полу ночной горшок металлической кочергой, – от скрежета у меня побежали мурашки по коже.
Я один сидел в темноте. На душе было скверно. Я досадовал на жену за тот бессмысленный разговор, за то, что жена моя выскочка, не думает, что говорит, не понимает элементарных вещей, за причуды её бабьи, за её затею отметить мой день рождения. Боже, как я не люблю свой день рождения! Я не вижу разницы между днём рожденья и поминками. День рожденья – это поминки по жизни, прожитой до этого дня. Зачем ежегодно отмечать свои же поминки? Помянуть день рождения вместе со всей жизнью всего логичнее, когда жизнь кончится. Но моя жена так не думает.
