И все же его «Всеобщая история» – великий труд. Там, где ум Полибия не был замутнен ложной идеей благотворности римского господства, он сумел разглядеть главное, понять суть явлений.
Не менее восхищает меня в нем неуемная жажда знаний, толкавшая его на край ойкумены, побуждавшая перерывать архивы из-за какого-нибудь официального акта или свидетельства современника. Едва ли найдется хоть одно место сколько-нибудь важного сражения, которого бы он не посетил в своем стремлении узнать, как разворачивалась битва.
Не знаю, известно ли тебе, что он встретился даже с Масиниссой незадолго до его смерти. Я не ошибусь, если скажу, что нет другого историка, столь добросовестного в поиске фактов и документов, как Полибий. Не думаю, что и в будущем когда-либо появится.
Некогда афинянин Фукидид сказал о своем труде, что он должен стать достоянием веков. Я уверен, что и «Всеобщая история» Полибия переживет наше время и будет читаться через сотни, а может быть, и тысячи лет. Конечно, далекие потомки не смогут испытать тех чувств, которые возникают у нас, когда мы читаем о наших современниках, и все же ничто не помешает им черпать у Полибия не только факты, но и оценки. Впрочем, может быть, они поднимутся и над ним, и над нами и по-своему оценят нашу жизнь, подобно тому, как со спокойной рассудительностью мы оглядываемся теперь на давно прошедшие времена. Но без «Всеобщей истории» они не смогут понять ни моего времени, о котором писал Полибий, ни твоего, о котором он не написал.
СЦИПИОН
СОФОНИБА
ГАННИБАЛ
ТЕРЕНТИЙ
ДЕМЕТРИЙ I
АТТАЛ III
ЗЕНОН
ПТОЛЕМЕЙ VI
МАСИНИССА
Послесловие
История Средиземноморья («круга земель») между 218 и 129 гг. до н. э., если взглянуть на нее с почтительного расстояния, видится трехактной трагедией на тему «рождение империи». Ее первый акт должен был определить, кому из двух великих государств, Карфагену или Риму, стать создателем средиземноморской империи. Победа Рима во Второй пунической войне в принципе решила этот вопрос. Но в Восточном Средиземноморье существовали обломки могущественной империи Александра Македонского, владыки которых, хотя сами и не претендовали на мировое господство, отнюдь не собирались кому-либо подчиняться. Мощное сопротивление Риму народов Средиземноморья, не желавших быть порабощенными, – второй акт трагедии. В третьем ее акте (146–129 гг. до н. э.) историку уже видны последствия создания империи как для побежденных, так и для победителей.
Участниками этой трагедии были хорошо известные полководцы: Ганнибал, Сципионы Старший и Младший, Фабий Максим, Эмилий Павел; политические деятели: Катон Старший, Тиберий Гракх: цари: Филипп V, Персей, Селевк, Деметрий, Эвмен II, Аттал III, Птолемей VI. Но главным героем трилогии был избран тот, кто сохранил сведения об этом времени и осмыслил его как величайшую историческую драму – греческий историк Полибий (200–129 гг. до н. э.).
Трагедия Полибия мною не выдумана. Сын Ликорты и в самом деле был вместе с другими знатными ахейцами насильственно депортирован в Рим и провел там семнадцать лет. О его жизни в Риме известно очень немного: он был поселен в доме победителя Македонии Эмилия Павла, занимался с его сыновьями, руководил их чтением. Здесь же впоследствии стали собираться тогда еще немногочисленные образованные римляне, поклонники греческой культуры, возник «кружок Сципиона», римского ученика Полибия, будущего разрушителя Карфагена.
Второй человек у себя на родине, насильственно вырванный из политической жизни, Полибий потому и обращается к истории, что видит в ней действенное средство влияния на политику. Он убежден, что извлекаемый из правдивой истории опыт помогает политическим деятелям избегать ошибок. Видя могущество Рима, Полибий считал борьбу с ним безнадежной и призывал своих соотечественников добровольно признать его верховенство. Надеялся он воздействовать и на римлян – убедить их в необходимости более гуманного обращения с побежденными. Эти попытки потерпели провал. Современники редко относятся серьезно к предупреждениям историков. Современники же Полибия и вовсе ценили в истории лишь развлекательность. Полибий был обречен на непонимание тех, к кому обращался.
Вторая главная фигура трилогии – Андриск, в исторических трудах древних – не человек, а тень. Одно из наиболее полных сообщений о нем принадлежит позднему автору Ампелию: «Лже-Филипп, из плебеев низкого происхождения, уверовавший благодаря внешнему сходству, что он сын Персея, вовлек македонян в войну. В самом начале мятежа он был схвачен и послан под стражей в Рим, но, бежав оттуда, вновь возбудил Македонию. Вскоре разбитый Цецилием Метеллом в грандиозной битве, он бежал во Фракию и, выданный фракийскими царями римлянам, был проведен в триумфе». К сообщению Ампелия можно добавить, что Андриск происходил из малоазийского города Адрамиттия и по профессии был скорняком. Все остальное в этом образе вымысел, или, точнее, цепь умозаключений.
Будь Андриск македонцем, древние авторы сообщили бы об этом. И я решил сделать Андриска эпирцем. Мне было известно, что мать юных македонских пленников Лаодика вскоре после битвы при Пидне поселилась на своей родине, в Антиохии. Андриск не мог иметь успеха, если бы не пользовался поддержкой наследников Персея. И я направил Андриска в Антиохию, связал с Лаодикой, столкнул с деморализованным Деметрием.
Носителем принципов, против которых выступал Полибий в своем историческом труде, был Катон Старший, колоритная и страшная фигура эпохи римских завоеваний. Если Полибий, размышляя о будущем круга земель, отводил Риму роль наиболее авторитетного государства, которому подчиняются другие народы, то Катон строил отношения между Римом и неримским миром по образцу тех, которые он считал естественными для своего поместья – господин и рабы. Отсюда и заключительная формула каждой его речи: «А все-таки я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен».
Для воссоздания образа Катона не приходилось прибегать к вымыслу. Однако все, что нам известно о Катоне и что характеризует неумолимую последовательность его мыслей и поступков, заимствовано не из «Всеобщей истории» Полибия, а из речей и произведений самого Катона, и отзывов о нем других римских авторов. Изгнанник Полибий не осмеливался на какую-либо критику старейшины сената, предпочитая о нем молчать. Борьба между Полибием и Катоном была невидимой, подспудной. И если в вопросе о разрушении крупнейших культурных центров Среднеземноморья одержал верх Катон, то на почве написания истории победителем оказался Полибий. Именно он, грек и изгнанник, стал первым достойным упоминания историком Рима и римских завоеваний, и через полвека Цицерон скажет о нем с гордостью: «Наш Полибий». Успех Полибия в области исторической науки был одновременно победой греческого начала во всех областях культуры и знания. Рим, одолевший Грецию силой оружия, подчинился ей как ученик учителю.
Результатом римских завоеваний стала невиданная концентрация рабов в Италии и Сицилии. Греческий историк Диодор писал: «Сицилию затопило такое количество рабов, что слышавшие об этом не верили, считая преувеличением». Все, что говорится в трилогии о жестком обращении с рабами, – точная передача сообщений Диодора. Наши герои – руководители восстания рабов в Сицилии (138–132 гг. до н. э.) Евн, Клеон, Ахей, Коман – исторические лица. Мы позволили себе лишь предложить гипотезы об их происхождении.
