Бастард говорил, что при этих словах лицо ее озарилось точно пламенем и что она была как в экстазе.
Жанна упрашивала, уговаривала, убеждала, она шаг за шагом отвоевывала себе рубежи, но все время встречала отпор со стороны совета. Она просила, умоляла, чтобы король отправился в путь. Когда они уже исчерпали все свои отговорки, то они согласились, что, пожалуй, неблагоразумно было распускать войска; но как же помочь горю теперь? Как можем мы отправиться в поход, не имея армии?
— Созовите новую, — ответила Жанна.
— Но на это уйдет шесть недель.
— Все равно — надо начать! Начнем же!
— Слишком поздно. Герцог Бедфорд, без сомнения, уже собрал солдат, чтобы усилить свои укрепления на Луаре.
— Да, а мы, к сожалению, тем временем разоружались. Но мы больше не должны терять времени. Нам надо встрепенуться.
Король возразил, что он не решится ехать в Реймс, раз на его пути расположены эти сильные крепости. Но Жанна сказала:
— Мы их разрушим, и ваш путь будет свободен.
На такое предложение король готов был согласиться. Он ничего не имел против этого: сиди себе в безопасном месте, пока для тебя расчищают дорогу.
Вернулась Жанна в отличном настроении. Тотчас же всюду закипела жизнь. Были выпущены воззвания, устроили лагерь для приема новобранцев в Селле, в округе Берри, и со всех сторон потянулись туда и знатные и простые.
Значительная часть мая пропала попусту; и тем не менее Жанна к 6 июня собрала новую армию и была готова выступить в поход. У нее было восемь тысяч солдат. Подумайте только! Подумайте, легко ли было собрать такое войско в столь маленькой области. И притом это все были ветераны. В сущности, большинство французов были в то время солдаты: ведь войны длились уже несколько поколений. Да, большинство французов были солдаты и — отличные скороходы; умение бегать привилось им и личным опытом, и наследственностью; в течение почти целого столетия им то и дело приходилось бегать. Однако нельзя их за это винить. У них не было честных и умелых вождей, или, по крайней мере, — таких вождей, которые находились бы в благоприятных условиях. С давних пор король и придворные привыкли вероломно поступать с полководцами; благодаря этому полководцы легко усвоили привычку — пренебрегать приказами короля и идти своим путем: каждый за себя и никто за других. К победам это никак не могло привести. И вот способность к бегству стала всеобщей привычкой французских войск. Не диво. Однако, чтобы превратиться в хороших воинов, этим солдатам недоставало лишь одного: вождя, который хорошо взялся бы за дело; вождя, который получил бы полноту власти, а не десятую долю ее, наравне с девятью другими генералами. Теперь у них был такой вождь — полновластный, умом и сердцем готовый вести грозную и настойчивую войну; и эта война должна была принести плоды. В том не было сомнения. У них была Жанна д'Арк; и под ее предводительством они позабудут это многосложное искусство бегства.
Да, Жанна была воодушевлена. Днем и ночью она хлопотала, заглядывая во все уголки лагеря. И радовалось сердце, когда она мчалась на коне, обозревая войска, встречавшие ее восторженными криками. И всем хотелось кричать «ура», когда являлось это чудное видение молодости, красоты и грации, это воплощение отваги, энергии и решимости! Все видели, что она с каждым днем приближается к идеалу красоты — то были дни расцвета; ведь теперь ей было уже за семнадцать; почти семнадцать с половиной, — а это уже, так сказать, возраст маленькой женщины.
Приехали два молодых графа де Лаваль: изящные молодые люди, имевшие родственные связи с самыми именитыми и знатными домами Франции; и они не могли успокоиться, не повидавшись с Жанной д'Арк. Король послал за ними и представил их ей; и, разумеется, она не обманула их ожиданий. Ее звучный голос показался им мелодичнее флейты; а когда они увидели ее глубокие глаза — зеркало души, и ее лицо, то они были очарованы, как поэмой, как вдохновенной речью, как воинственным гимном. Один из них отправил домой письмо к своим родным и выразился так:
«Что-то божественное есть в ее голосе и во всей ее внешности».
Ах, это было верно сказано; я не знаю более правдивых слов.
Увидел он ее как раз в то время, когда она готовилась выступить в поход и начать кампанию; вот что он об этом рассказывал:
«Она была вся закована в белые латы, только на голове ее был берет вместо шлема; в руке она держала небольшую боевую секиру. Когда она хотела сесть на своего рослого вороного коня, тот встал на дыбы, заметался и не подпускал ее. Она сказала: „Подведите его к кресту“. Крест находился против церкви, неподалеку. И коня повели туда. Она вскочила в седло, и конь стоял теперь совершенно неподвижно, точно связанный. Затем она повернулась к дверям церкви и произнесла нежным женственным голосом: „Вы, священники и сыны церкви! Устраивайте крестные ходы и молитесь за нас!“ После этого она пришпорила коня и умчалась; знамя развевалось над ней, когда она взмахнула секирой и воскликнула: „Вперед — марш!“ Один из ее братьев, прибывший восемь дней назад, отправился с ней; на нем тоже были белые латы».
Я также был там и видел это; видел все точь-в-точь, как он описал. Вижу и сейчас маленькую боевую секиру, изящную шапочку с султаном из перьев, белые доспехи… и все это озарено мягкими лучами июньского вечера. Вижу так ясно, как будто это происходило вчера. И я ехал вместе со свитой — с личной свитой — со свитой Жанны д'Арк.
Молодому графу смертельно хотелось принять участие в походе, но король на этот раз не пустил его. Однако Жанна дала ему обещание. В своем письме он говорит:
«Она обещала, что когда король двинется в Реймс, то и я буду сопровождать его. Но, Бог даст, мне не придется ждать так долго и я успею побывать в сражениях».
Она дала ему это обещание, когда прощалась с герцогиней Алансонской. Герцогиня, со своей стороны, тоже просила Жанну пообещать ей кое-что, и поэтому он счел своевременным воспользоваться ее примером. Герцогиня тревожилась за своего супруга, так как она предвидела возможность ожесточенных битв; и она прижала Жанну к своему сердцу, и любовно гладила ее волосы, и говорила:
— Вы должны смотреть за ним, дорогая, и охранять его, и вернуть его мне здоровым и невредимым. Я этого требую. Я не отпущу вас, пока вы мне не обещаете.
Жанна сказала:
— Обещаю вам это от всего сердца. Это не праздные слова: я действительно обещаю вам — он вернется без единой раны. Верите ли вы? Довольны ли вы мной?
Герцогиня не была в силах ответить: она лишь поцеловала Жанну в лоб, и они расстались.
Отправились мы 6-го, и первый привал сделали в Роморантене, а 9 июня Жанна торжественно вступила в Орлеан; она проезжала под триумфальными арками, встречаемая громом приветственных пушек и колыханьем бесчисленных флагов. Весь штаб сопровождал ее, поражая зрителей роскошью и блеском своих костюмов; тут были: герцог д'Алансон, Бастард Орлеанский, сэр де Буссак — маршал Франции, монсиньор де Гравиль — начальник стрелков, сэр де Кулан — адмирал Франции, Амбруаз де Лорэ, Этьен де Виньоль, по прозванию Ла Гир, Готье де Брюсак и многие другие.
