И Жанна исполнила его просьбу. Она дала ему копье и стала обучать различным приемам, заставила его ходить по-военному. Маршировал он до невероятности неуклюже и неумело; с копьем справлялся не лучше. Но он этого не замечал и был бесконечно доволен собой, и приходил в трепетный восторг, слушая звучные, отрывистые слова команды. Я должен сказать, что если бы во время маршировки было достаточно иметь гордый и счастливый вид, то старый д'Арк был бы безукоризненным солдатом.
Он пожелал также поучиться владеть мечом, и начался урок фехтования. Но, разумеется, это оказалось ему не по силам: он был слишком стар. Жанна фехтовала великолепно, но старик потерпел полную неудачу. Рапиры его пугали, и он отскакивал, метался и отмахивался, как женщина, смертельно напуганная летучей мышью. Тут уж он решительно не мог ничем покрасоваться. Вот если бы пришел Ла Гир, — получилась бы совсем иная картина. Они часто состязались в фехтовании; я много раз при этом присутствовал. Правда, Жанна легко одерживала над ним победу, но зрелище все-таки получалось очень красивое, так как Ла Гир превосходно владел мечом. Как проворна была Жанна! Как сейчас вижу: стоит она во весь рост; ноги вместе; над головой — изогнутая в дугу рапира: в одной руке эфес, в другой — острие, защищенное пуговкой; против нее — старый полководец; он слегка нагнулся вперед, левая рука заложена за спину, в правой — направленная вперед рапира, которая слегка колышется и дрожит, как струна; своим насторожившимся взглядом он впился в ее глаза. И вдруг она прыгает вперед и в то же мгновение стоит на прежнем месте — и снова держит над головой изогнутую дугой рапиру. Ла Гир получил удар, но зритель успел заметить только какой-то тонкий луч света, сверкнувший в воздухе, и не увидел ничего явственного, определенного.
Мы старались, чтобы чаши с живительной влагой непрестанно переходили из рук в руки, ибо это должно было понравиться и бальи, и хозяину харчевни; и старики Лаксар и д'Арк понемногу оживились, хотя вовсе не были, что называется, пьяны. Они развернули подарки, купленные ими для деревни, — то были все скромные и дешевые вещицы, которые, однако, там покажутся великолепными и будут встречены радостно. Они передали Жанне два подарка: один, от отца Фронта, — свинцовое изображение Пресвятой Девы; другой, от ее матери, — длинный кусок синей шелковой ленты. Она была восхищена, как ребенок, и заметно растрогана. Да, она без конца целовала эти убогие подарки, как какие-нибудь дивные драгоценности; и она пришпилила изображение Богородицы к своему кафтану, и, послав за своим шлемом, повязала его лентой; сначала сделала бант на один лад, потом — на другой; развязала и перевила лентой заново, затем переделала опять; и всякий раз она, надев шлем на руку, осматривала его со всех сторон, наклоняя голову то на один бок, то на другой, как птичка, когда она разглядывает что-нибудь незнакомое. И она готова была пожалеть, что ей больше не придется быть на войне, потому что теперь она могла бы сражаться с большей отвагой: у нее ведь была вещь, освященная прикосновением матери.
Старый Лаксар высказал надежду, что она еще успеет побывать и на войне, но что сначала она навестит свою родину, где все мечтают о встрече с ней, и он продолжал:
— Они гордятся тобой, дорогая. Да, ни одна деревня еще никем так не гордилась. И это правильно и разумно с их стороны, так как до сих пор ни одна деревня не могла похвастать такой землячкой, как ты. Просто диву даешься и любуешься, как посмотришь, что они стараются окрестить твоим именем всякую живую подходящую тварь. Каких-нибудь полгода прошло с тех пор, как ты покинула нас, и о тебе заговорили; а между тем у нас уж развелось без конца ребятишек, носящих твое имя. Сначала при крещении давали одно имя: Жанна; потом — Жанна-Орлеан; потом — Жанна-Орлеан-Бужанси-Патэ; а в следующую очередь будет добавлена еще уйма городов и, конечно, коронация. Да и с животными то же самое. Они знают твою любовь к животным, а потому стараются оказать тебе честь и проявить свою любовь к тебе, давая всем этим тварям твое имя; так что, если бы кто вышел на улицу и крикнул: «Жанна д'Арк! Поди сюда!» — то хлынуло бы целое нашествие кошек и тому подобных существ; каждое приписало бы зов именно себе, и все они пожелали бы извлечь выгоду из этого недоразумения, воспользовавшись ожидаемой подачкой. Заблудившийся котенок, которого ты оставила дома, — последний из спасенных тобой, — носит теперь твое имя и принадлежит патеру Фронту; он — любимец и слава нашей деревни; случалось, люди приходили издалека, чтобы взглянуть на него и приласкать его, и подивиться ему, — потому что это был кот Жанны д'Арк. Всякий подтвердит тебе это; а однажды, когда какой-то чужестранец бросил в него камнем, не зная, что это твой кот, — вся деревня, как один человек, кинулась на него, и его бы повесили, не вмешайся тут патер Фронт…
Рассказ его был прерван. Прибыл королевский гонец с письмом Жанне, которое я прочел ей; король сообщал, что после некоторого размышления и после совещания с прочими полководцами он вынужден просить ее остаться во главе армии и не покидать своей должности. А потому не соблаговолит ли она явиться немедленно, чтобы принять участие в заседании военного совета? И в ту же минуту невдалеке раздалась команда и загремели среди ночной тишины барабаны: приближалась ее стража.
На одно мгновение — не более — лицо Жанны омрачилось глубоким разочарованием; исчезло мимолетное облачко, а вместе с ним — стосковавшаяся по родине девушка; она снова превратилась в Жанну д'Арк, в главнокомандующего, и была готова приступить к выполнению долга.
Глава XXXVIII
Исполняя при Жанне двойную обязанность — оруженосца и писца, — я должен был последовать за нею на заседание совета. Она вошла в залу с величием опечаленной богини. Куда девалась резвая девочка, которая только что восторгалась цветной лентой и до слез хохотала над злоключениями придурковатого крестьянина, внесшего сумятицу в погребальное шествие, въехав туда верхом на разъяренном пчелиными жалами быке? Это останется неразгаданным. Она исчезла бесследно. Жанна подошла прямо к столу заседаний и остановилась. Взгляд ее скользил по лицам собравшихся; и на ком останавливались ее глаза, тот либо вспыхивал, как от факела, либо корчился, как от раскаленного клейма. Она знала, кому нанести удар. Кивком головы она приветствовала военачальников и сказала:
— Не с вами я имею дело. Не вы добивались военного совета. — Затем она повернулась к тайному королевскому совету и продолжала: — Нет, я пришла к вам. Военный совет! Это непостижимо. Один путь нам открыт, только один, а вы созываете военный совет! Военные советы имеют смысл, когда надо разрешить сомнения и выбрать один из двух или из многих путей. Но к чему военный совет, когда путь только один! Представьте себе человека, который едет на лодке, в то время как тонет его семья: неужели он высадится на берег, чтобы спросить у друзей, как ему надлежит поступить? Военный совет… Боже мой! О чем совещаться?
Она замолчала и, медленно повернувшись, остановила взор на лице ла Тремуйля; и так стояла она, смотря на него с молчаливым презрением, и загорались краской волнения лица советников, и учащенно бились сердца… Наконец она произнесла с расстановкой:
