«Каждая сторона искала легкой победы с результатом менее фундаментальным и ошеломляющим. Обе пользовались одной и той же Библией и верили в одного и того же Бога, и каждая надеялась на Его помощь в своей борьбе. Удивительно, что люди вообще могут просить Божьей помощи, чтобы вырвать тяжко заработанный кусок хлеба изо рта другого человека, но не станем судить, да не судимы будем».
И снова пассивный залог, подчеркивающий, что здесь все же не было ничьего конкретно злого умысла, а лишь неисповедимая воля Всевышнего.
«Молитвы каждой из сторон не были услышаны. По крайней мере, они не исполнились до конца. У Всемогущего свой замысел. «Горе миру от соблазн. Нужда бо есть приити соблазном, обаче горе человеку тому, имже соблазн приходит!»».
Джозеф Уильямс замечает: «Единственный раз, когда Линкольн указал на Север и Юг открыто, он сделал их объектами, справедливо претерпевающими от войны по воле Бога». Он имеет в виду предложение, которое я уже цитировала выше: «Он насылает на Север и Юг эту страшную войну в качестве горя для тех, через кого этот грех пришел».
Таким образом, Линкольн не снимает вины с американского народа, напротив, он говорит о том, что только признав эту вину, обе стороны могут прийти к примирению.
«Что мы можем извлечь из этой стилистической эквилибристики… – спрашивает Джозеф Уильямс, закончив свой анализ. – Как нам охарактеризовать способ (какое слово использовать – манипулировал? направлял? распоряжался?), каким Линкольн формировал реакцию своих тогдашних слушателей и нас, его сегодняшних читателей? Делая это, поступал ли он неэтично? Быстрый ответ будет «нет» и, я полагаю, это правильный ответ, по крайней мере, если судить по его намерениям. Но этот вопрос заставляет нас серьезно задуматься об этике ясности, как о безоговорочной, основополагающей ценности. Линкольн не высказывался ясно и, думаю, сделал это намеренно».
* * *
Если из каждой истории можно извлечь множество уроков, то как насчет такого: не стоит злоупотреблять пассивным залогом, если у тебя нет такого мастерства и опыта, а главное таких веских причин, какие были у Авраама Линкольна 4 апреля 1865 года.
И два слова о дальнейших событиях, чтобы завершить наш экскурс в историю. Когда президент произносил эту речь, жить ему оставалось всего 10 дней.
9 апреля 1865 капитуляция армии южан была подписана генералом Ли. А 14 апреля в театре Форда в Вашингтоне Авраам Линкольн был застрелен актером Джоном Бутсом, выскочившим после выстрела на сцену и выкрикнувшим: «Так погибают тираны. Юг отомщен!»
Кстати, два последних предложения можно было бы написать так: «9 апреля 1865 генерал Ли от имени южан подписал капитуляцию. А 14 апреля в театре Форда в Вашингтоне актер Джон Бутс застрелил Авраама Линкольна, после чего высочил на сцену и выкрикнул: «Так погибают тираны. Юг отомщен!». Какой вариант вам нравится больше?
Как это делал Пушкин?
А вот пример из русского языка. Как блестяще играл с залогами Пушкин в своем стихотворении «К морю»!
Ты ждал, ты звал… я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я…
В этих строках море становится активным действующим лицом. Оно ждет поэта и зовет его. Но тот не в силах ответить: он «был окован», «очарован», к морю рвалась его душа, но не он сам. В этой строфе поэт совершает всего одно активное действие, которое на самом деле оборачивается бездействием – он остался, не ответив призыву моря. Литературоведы полагают, что в этих строках Пушкин вспоминает о своем несостоявшемся побеге морем в Европу, который он замышлял, находясь в южной ссылке в Одессе. И «могучая страсть», удержавшая его – любовь к графине Елизавете Ксаверьевне Воронцовой, жене новороссийского генерал-губернатора М.С. Воронцова. Пушкин посвятил ей такие стихотворения, как «Сожженное письмо», «Ненастный день потух…», «Желание славы», «Талисман», «Храни меня, мой талисман…», «Все кончено: меж нами связи нет».
Кстати, эти стихи прекрасно подходят для того, чтобы понять, как грамматически образуется страдательный залог в русском языке. Вам ничего не напоминают все эти «окован», «очарован»? Да это же краткие причастия, с которыми мы познакомились в предыдущей главе!
И эпиграмма, сочиненная друзьями Пушкина, не самом деле была написана в пассивном залоге. Помните: «Он прикован, очарован, он совсем огончарован».
Какой вопрос можно задать к этой фразе? Не «что сделал поэт?», а «что с ним произошло?». Или, если спрашивать «формально», ориентируясь только на грамматические конструкции, то «Каков он (был)?». То есть страдательный залог выражается краткой формой причастия.
… А варенье съелось…
Почему же школьники так любят страдательный залог? Может быть, им слишком часто говорили: «Никого твое мнение не интересует»? И они инстинктивно стремятся сделать свой текст «безликим», чтобы в нем все происходило само собой, как в стихотворении Игоря Шевчука:
– Было все само собой —
Ты поверь мне, мама!
Разорвался фартук твой,
Загрязнилась рама,
Сам собой сломался кран,
Брошь куда-то делась,
Раскололся сам стакан.
– А варенье?
– …СЪЕЛОСЬ!!!
Кстати, вы не заметили ничего необычного? Глаголы в этом стихотворении стоят в страдательном залоге, в этом нет никаких сомнений. Они описывают не то, что сделал герой (он как раз утверждает, что ничего не делал), а то, что случилось «само собой».
Но именно это «само собой» позволяет автору «приклеить» к каждому глаголу послелог (или, как еще говорят, «постфикс») «-ся» или «-сь»: «разворвал-ся», «загрязнила-сь», «сломал-ся», «дела-сь», «расколол-ся», «съело-сь». Причем, только последнее слово мы не используем в обычной речи: в самом деле, редко кто-то или что то «ест само себя». А вот все другие слова – вполне законные «граждане государства Русский язык», вы легко найдете их в любом словаре.
Что же это за грамматическая конструкция? Это страдательный залог, образованный с помощью так называемого постфикса «-ся», показывающего, что действие произошло как бы «само собой» без участия субъекта.
Дом строился быстро.
Теперь он построен.
Дом был построен в срок.
Вот еще один пример, на этот раз из рассказов Соколова-Микитова для детей о природе: «Белки строят уютные, теплые и прочные гнезда, похожие на сплетенные из тонких ветвей закрытые домики. Домики эти обычно строятся в развалинах густых и высоких хвойных деревьев, с земли их трудно увидеть».
Почему автор использовал во втором предложении страдательный залог? Потому что в первом он уже употребил глагол «строить» в действительном – «белки строят». И если бы та же конструкция использовалась и во втором предложении, писателю не удалось бы избежать неприятного повтора, который так раздражает при чтении: «Белки строят… гнездо…. Они обычно строят его в развилках…»
