– О! Перестань, бога ради, – вскричал молодой человек, – если ты не знаешь ни добродетели, ни любви, то по крайней мере не унижай их, соединяя с поддельными, глупыми фразами…
– Как не знаю! – вскричала с гневом кукла. – На тебя никак не угодишь, неблагодарный! Нет, я знаю, очень знаю: есть на свете добродетель, есть искусство, есть любовь, как равно и почтение, с коими честь имею быть…
Молодой человек был в отчаянии»
[8].
А вот, замечательный в своем роде документ, который я нашла недавно в интернете. Автор, наш современник, описает первые дни жизни великой княжны Елизаветы Михайловны, дочери великого князя Михаила Павловича и великой княгини Елены Павловны, используя формулы, выработанные еще в XIX веке
[9].
«16 (29) января 1845 года вдали от России и дорогих сердцу Августейших родителей, сестер и братьев окончились земные, увы, краткие дни венценосной внучки Государя Императора Павла I Петровича (1754–1801) и Императрицы Марии I Феодоровны (1759–1828) Великой Княгини Елизаветы Михайловны (1826–1845), второй державной дочери Великого Князя Михаила Павловича (1798–1849).
Великая Княжна Елизавета Михайловна появилась на свет 14 (27) мая 1826 года в Августейшей семье четвертого (младшего) Августейшего сына Государя Мученика Павла I Петровича и Императрицы Марии I Феодрровны Великого Князя Михаила Павловича от державного союза с Великой Княгиней Еленой Павловной (1806–1873), урожденной принцессы королевского Дома Вюртемберг Фридерики Шарлотты Марии. Случилось столь радостное событие в Императорской Фамилии спустя 14 месяцев и 17 дней после появления на свет старшей Августейшей сестры – Великой Княжны Марии Михайловны (1825–1846).
В 1826 году вся Россия и Императорская Фамилия едва успели оправиться от трагических и горестных событий; бунта на Сенатской площади Санкт-Петербурга, устроенного масонами-декабристами в самом сердце Российской Империи после безвременной кончины Императора Александра I Павловича (1777–1825) и последовавшей затем кончины Августейшей супруги Государя Императрицы Елизаветы Алексеевны (1779–1826)».
Тот же автор описывает, как тяжело переживали родные внезапную смерть Марии и великой княжны Александры, дочери императора Николая I (они, как и многие женщины в XIX веке, умерли молодыми, не пережив первых родов).
«Столь трагическое событие тяжелейшим образом сказалось на здоровье Августейшего родителя – Великого Князя Михаила Павловича, подточив и без того ослабевшие силы его. Горько оплакивал умершую державную племянницу и Государь Император Николай I Павлович, разделивший с венценосным младшим братом горечь утраты и своей Августейшей дочери Великой Княжны Александры Николаевны. Общее горе еще теснее сблизило венценосных братьев. Пройдет всего лишь четыре года, шесть месяцев и 12 дней, и 28 августа (10 сентября) 1849 года державный родитель Великой Княгини и герцогини фон Нассау Елизаветы Михайловны 52-летний Великий Князь Михаил Павлович последует за своей любимой Августейшей дочерью в Царствие Небесное».
Мы видим, что в распоряжении биографа был целый набор готовых штампов, которые он и использовал. Оригинальность была нежелательна, ведь, говоря «простыми человеческими словами», можно было случайно сказать нечто, что могло бы быть истолковано как неуважение.
Именно в этом, кажется, заключаются суть и смысл канцеляризмов, придуманных для того, чтобы избегать любых двусмысленностей. Именно потому они такие тяжелые и громоздкие: фразы составляются так, чтобы учесть все варианты их толкований. Это работает – и работает очень хорошо, – когда речь идет о юридических документах. Но стоит канцеляризмам хотя бы немного соприкоснуться с «живой жизнью», как возникают всякие казусы. Например, надпись на плакате: «Привет героическим защитникам Пскова от немецко-фашистских захватчиков» превратится из официального лозунга в грубую и неуместную шутку.
От канцеляризмов к канцеляриту
Что же за болезнь – канцелярит? Чуковский снабдил это слово суффиксом «ит», в официальной медицинской терминологии обозначающим воспаление (аппендицит, перитонит, артрит, синусит, менингит и т. д.).
Текст заболевает «канцеляритом», когда автор в «административном раже» стремится забюрократизировать все, что видит вокруг себя, когда канцеляризмы проникают в повседневную речь, в дружеское общение.
Чуковский приводит такие примеры:
«Я слышал своими ушами, как некий посетитель ресторана, желая заказать себе свиную котлету, сказал официанту без тени улыбки:
– А теперь заострим вопрос на мясе.
….
В поезде молодая женщина, разговорившись со мною, расхваливала свой дом в подмосковном колхозе:
– Чуть выйдешь за калитку, сейчас же зеленый массив!
– В нашем зеленом массиве так много грибов и ягод.
И видно было, что она очень гордится собою за то, что у нее такая «культурная» речь.
….
Молодой человек, проходя мимо сада, увидел у калитки пятилетнюю девочку, которая стояла и плакала. Он ласково наклонился над ней и, к моему изумлению, сказал:
– Ты по какому вопросу плачешь?
Чувства у него были самые нежные, но для выражения нежности не нашлось человеческих слов».
Первое издание книги «Живой как жизнь» вышло в 1962 году. Ровно через 10 лет была издана не менее знаменитое произведение переводчицы Норы Галь «Слово живое и мертвое». Проблема канцелярита стала так актуальна, что Галь посвятила ей первую же главу, где привела такие примеры «канцелярита в повседневной жизни»:
«Молодой отец строго выговаривает четырехлетней дочке за то, что она выбежала во двор без спросу и едва не попала под машину.
– Пожалуйста, – вполне серьезно говорит он крохе, – можешь гулять, но поставь в известность меня или маму.
Сие – не выдумка фельетониста, но подлинный, ненароком подслушанный разговор.
Или еще: бегут двое мальчишек лет по десяти-двенадцати, спешат в кино. На бегу один спрашивает:
– А билеты я тебе вручил?
И другой пыхтя отвечает:
– Вручил, вручил.
Это – в неофициальной, так сказать, обстановке и по неофициальному поводу. Что же удивляться, если какой-нибудь ребятенок расскажет дома родителям или тем более доложит в классе:
– Мы ведем борьбу за повышение успеваемости».
