Вот решение от Ланвен: куртка очень удобного покроя из жатого шелка, новой ткани, очень подходящей для жарких летних дней. Его легкость и приятная текстура соблазнят даже самых аскетичных и строгих людей. К нему хорошо подойдут брюки из серой фланели в большую клетку. А пассажирке яхты Ланвен предлагает черный льняной жакет, верх и спина которого сшиты из черной кожи, с большими перламутровыми пуговицами, юбку из серой фланели и берет из черного фетра, украшенный черной лакированной окантовкой», – читаем подпись в майском номере журнала «Адам» за 1935 год под большой фотографией, сделанной Роджером Шаллем
[519] на фоне моторного катера.
Клиентура Lanvin Homme была самая избранная. У Ланвен одевался самый необычный интеллектуал того времени, оригинал и модник барон Сацума Ироначи, японский аристократ и богатый промышленник. Он родился в 1901 году и прославился как меценат востоковедения в Бельгии, где основал кафедру востоковедения «имени Барона Сацумы» в университете Лувена. Во Франции он финансировал Дом японской культуры в университетском городке Парижа. Когда в 1929 году строительство здания кафедры было закончено, был устроен грандиозный прием в «Ритце» на триста приглашенных, который барон торжественно открывал в темно-синем фраке марки Ланвен.
Среди тех, кто частенько наведывался на улицу Фобур Сент-Оноре, 15, чтобы заказать сорочки и галстуки, выбрать джемпер, пройти очередную примерку костюма, значатся текстильный фабрикант Швоб д’Эрикур, писатели Шарль Эксбрайа
[520], Жером Таро и Эрих Мария Ремарк, драматург Анри Бернштейн, оперный певец Жорж Тилл и политики Рене Коти
[521], Пьер-Этьенн Фланден – премьер-министр в 1934 году, и Рауль Дотри – ставший министром вооруженных сил в 1939 году, господа Пежо – промышленники, Вильденштейн – торговец картинами, и т. д.
Аромат haute couture
Одновременно с запуском линии для мужской части покупателей Дом Ланвен решает предложить еще один вид товаров, который был только косвенно связан с модой: женское очарование воплощалось теперь и в невидимой элегантности духов.
В то время духи уже не были в исключительном ведении аптекарей, как раньше. Получать базовые эссенции и экстракты уже не было самым важным в парфюмерном деле, теперь все усилия были направдены на изобретение новых ароматов.
Современные технологии смешивания и фиксации запахов, недавно появившиеся способы имитации, синтезирования или усиления запаха благодаря молекулам альдегидов, использовавшихся с 1903 года, гарантировали стабильность дозировки и палитры. Аромат можно было легко повторить, это способствовало тому, что парфюмерия стала превращаться в искусство: оригинальные комбинации запахов считались истинными творениями мастеров.
В годы, предшествовавшие мировой войне, Жанна Ланвен наблюдала, как парфюмерные бутики превращались в империи – Haubigant, Coty, Guerlain… На флаконах имена цветов уступили место совсем другим надписям, похожим на названия романов, рассказывающих истории о далеком Востоке или загадочной печали: «Букет царевны», «Старинная амбра», «Китайские ночи», «После дождя». В самом начале века у Coty появились духи на синтезированной основе, например «Роза Жакмино» и «Орегано». В 1911 году Поль Пуаре стал первым кутюрье, который занялся производством парфюмерии и создал торговое предприятие, где продавал духи, – «Розин». Он открыл лабораторию в Париже, завод в Курбевуа, наконец, стекольный завод и фабрику картонных упаковок и лично участвовал в процессе, от пристального наблюдения за изощрениями химиков вплоть до выбора названия и формы флаконов.
Кофр для духов Поля Пуаре, 1910-е годы.
Фонд А. Васильева
Но успех его оказался непрочным. После войны вкусы изменились, тяжелые ароматы больше не нравились. Романистка Колетт, поклонница духов Ланвен, подробно описывала, в чем было их превосходство над всеми остальными: «У меня было время изучить разные духи, и я предпочитаю Marechal с кориопсисом. Иллюзорная брутальность и грубоватость прошедшей войны диктовала женщинам склонность к резким запахам духов, сделанных по примитивной рецептуре, ужасных духов, которые я бы назвала как-нибудь вроде “удар дубиной”, или “быка наповал”, или “бить наотмашь”. Не один раз такие запахи отбивали у меня аппетит в ресторане или портили вечер в театре. К счастью, дурной вкус во Франции не выживает. Такое французское искусство, как парфюмерия люкс, достигло в наши дни совершенства»
[522].
По следам Пуаре, в 1921 году Габриель Шанель запустила свои духи «№ 5», как изящный подарок своим клиентам. Вскоре аромат был коммерциализован, организовано независимое торговое предприятие, которое занималось продажей духов Chanel № 5. Это квинтэссенция искусства и опыта Габриель.
Аромат ириса и майской розы, оставляющий шлейф, когда женщина проходит мимо… и все благодаря дару интуиции и расчета. Конечно, все началось с мастера, работавшего в Грассе, Эрнеста Бо
[523], он и создал эту смесь ароматов, но потом уступил формулу. Но разве это важно? У Шанель было имя, и аромат в честь этого имени. На такую смелость не решился Пуаре – дать свое имя и одежде, и духам. С этого момента стиль Дома моды мог бы проникать всюду невидимо, неуловимо и неосязаемо.
Жанна тоже решила попробовать себя на этом поприще.
Как и Шанель, она не разбиралась в парфюмерии, даже не знала технологию получения эссенций, поэтому обратилась к таинственной Madam Zed
[524]. Без сомнения, это были всего лишь инициалы: эта достойная старая дама, русская по происхождению, работавшая на дому на улице Кастильоне, прекрасно знала не только дворцовый этикет старой Европы, но и алхимию ароматов. Она создала эссенцию буквально «в ложке», в очень ограниченном количестве. Идея была в том, чтобы сопровождать одежду марки Ланвен определенным ароматом, который бы дополнял модель, становясь завершающим штрихом к образу. Таким ароматом в 1923 году стала смесь ириса и фиалки, этими духами мадам Ланвен останется верна навсегда – Irise. Название напоминало и о цветке, из которого изготовлена эссенция, и о цвете Дома Ланвен, доминировавшем тогда в коллекциях с перламутром и зеркальным орнаментом.
