На этих фотографиях заметны картины Эжена Будена – первые поступления в коллекцию. В статье о Рато, опубликованной Лабюскьером в La Gazette de Bon Ton в 1925 году, напечатана фотография с видом на лестницу особняка, где стоит каменная статуя. Это позволяет установить самую последнюю возможную дату ее покупки
[615]. Эта статуя, без сомнения, работы кхмерских мастеров, напоминает китайские изображения бодхисаттв эпохи Тан. Такие вещи, украшавшие особняк на улице д’Антен, составляли гордость Пуаре
[616]. Статуя выделялась из довольно скромной коллекции скульптур, которой владела Жанна.
В конце 1925 года процесс был уже в самом разгаре, судя по количеству антикваров, галеристов и торговцев живописью, спешивших поздравить Жанну с награждением орденом Почетного легиона в конце 1926 года. Друзья, знакомые и обязательно деловые партнеры, лучшие люди ее круга…
Ей писали обязательные Вильденштейны – Жорж Вильденштейн
[617], его жена и мадам Натан, мать Жоржа и супруга отца – основателя дела, который сам тоже послал Жанне поздравительное письмо. Они предлагали большой выбор произведений живописцев XVIII века – Шардена
[618], Буше
[619], ван Лоо
[620], Фрагонара, Грёза
[621], Леписье
[622] и многих других, имена которых Жорж, а потом и его сын вновь сделали знаменитыми.
Стоит сразу уточнить, что живопись этого времени оставляла кутюрье равнодушной. У Жанны в библиотеке находилось всего несколько довольно средних книг и немного документов, посвященных той эпохе, в отличие от обширной литературы о XIX веке. Значило ли это, что Вильденштейны не могли ей ничего предложить? Безусловно, нет. Она хотела завершить коллекцию живописи собранием старинной мебели от эпохи Регентства до времен Людовика XVI. Вильденштейны для этой цели – идеальный выбор.
Среди поздравлявших был и Жорж Бернхейм
[623]. Он пользовался таким авторитетом, что среди многочисленных коллекционеров, посещавших его магазин на улице Ла Боэти, было даже несколько его собратьев по цеху, восторженно им восхищавшихся. Один из них, Рене Гимпель
[624], рассказывал, что в 1918 году, когда он собирался навестить Ренуара в Кане, куда старик удалился от дел, Бернхейм небрежно произнес: «Да он же уже впал в детство». Расстроенный Гимпель, обнаруживший к тому же мэтра, разбитого артрозом, в очень плохом состоянии, сразу же уступил свое собрание его картин Бернхейму, заметив при этом: «Я смотрел на них в его магазине, куда почти не проникали лучи полуденного солнца, и с удивлением признался себе, что они смотрятся так же красиво, как и на Ривьере»
[625]. Тем не менее, к удивлению Гимпеля, убежденного, что последние работы художника уже не имели никакой ценности, Бернхейм скупил часть картин, оставшихся после смерти Ренуара.
Гектор Брам – еще одна знаменитость, один из лучших поставщиков улицы Барбе-де-Жуи. Наследник антикварного магазина, открытого в середине предыдущего века его отцом, где продавали картины Камиля Коро и многих художников барбизонской школы. Он стал предлагать работы более современных мастеров живописи, в первую очередь Эдгара Дега. И снова Гимпель раскрывает секреты процветания его предприятия: «Гектор Брам был старым маршаном
[626], оригиналом, который показывал картины только людям, чьи лица ему нравились. У него в запасниках всегда находилась пара прекрасных картин. Он начал рассказывать мне о каком-то бельгийце и так далее». После занудной истории о бельгийце, необыкновенно скучной, настоящего испытания, впрочем, его проходил каждый желающий увидеть сокровища «запасников», Гимпель наконец-то получил, что хотел: «Работа Энгра… была одной из тех картин этого мастера, которую я всегда хотел бы иметь у себя»
[627].
Некий Саломон, чей магазин на улице Буасси д’Англа, мог поздравить Жанну по-соседски, так же как и дама-антиквар Ивонна де Бремон д’Арс
[628], известная как своей эксцентричностью, так и модными диковинами, которые продавались у нее в магазине на улице Фобур Сент-Оноре, 20. Можно сказать, что ее магазин находился в тени модного Дома Ланвен: «Дом И. де Бремон д’Арс просит мадам Жанну Ланвен принять восхищенные поздравления. 23 января 1926»
[629].
Джош Хессель, тоже участвовавший в параде поздравлений, стал, наконец, для Жанны тем маршаном, который был тесно связан с жившими в то время художниками, например с Эдуаром Вюйаром, что и стало началом истории с портретом Мари-Бланш.
Такие отношения играли на руку Жанне. В течение многих лет существовала конкуренция между разными маршанами, с которыми она дружила, но не была связана никакими особенными отношениями или договоренностями, что помогало ей создавать свою коллекцию. Скромный характер оберегал ее от льстецов, опыт подсказывал верный путь во время торговых переговоров: ее интересовал конечный результат – коллекция, однородное собрание произведений искусства высокого уровня.
