Капитан коротко кивнул и ушел вслед за Тильдой наверх. Ло еще немного постояла внизу, потом подняла одинокий лист, такой же красивый, как и прежний. Впору высушить и поставить в комнате букет. Правда, черешки слишком короткие. Да и не стоят они долго. А вот Мелисса умеет сушить цветы без магии так, что они сохраняют яркость и форму. Потом собирает чудесные букеты из веточек, цветов и колосьев. «Истинная леди наполняет мир вокруг себя красотой и достоинством… А не скандалами», — снова вздохнула Ло.
И все-таки листик было жаль. Почему в лесу, где этих листьев было бесчисленное количество, она не замечала их красоты ни весной, ни осенью? Там думалось о другом. В зимнем лесу далеко видно сквозь голые ветки, а коварный снег долго выдает следы. Зато осенью спрятаться легко, но шуршание под ногами может стоить жизни. Боевых магов часто берут в разведку — им нужно замерять силовые линии местности и рассчитывать атаку. Листья могли быть предателем или союзником, но не красотой… Ло расправила загнувшиеся края, твердо пообещав себе, что научится — и соберет хоть один зимний букет. Леди она или не леди? Чтобы не таскать листок в руках, она опустила его в поясную сумочку, в плоский кармашек, где хранился только ключ от комнаты. И замерла. Ключа не было.
Плохо… Нэнси с утра стирает белье, комната пуста. Ничего особого на виду там нет, но получить очередную порцию кошачьего дерьма или дохлую ворону в постель как-то не хочется.
Уже торопливо поднимаясь, она подумала, что не сможет попасть в запертую комнату, но это как раз не страшно. А вот где выпал ключ, которым Ло пользовалась пару раз? Сегодня комнату закрывала Нэнси… Надо бы послать за ней!
Она подошла к двери, со стыдом думая, как глупо будет выглядеть, прося сделать новый ключ. Да и вообще, запираться в собственном доме — а крепость теперь ее дом — позорно… Дверь была приоткрыта. Еле заметная щель, но ее не оставалось, когда замок запирали. Конечно, это Нэнси. Ло вдохнула и выдохнула, велев себе успокоиться, — не хватало для большего позора напугать горничную. Подойдя, она открыла дверь… Замерла на миг, растерянно глядя на пол, перевела взгляд дальше…
Посреди разлетевшихся листов бумаги, рассыпанных флакончиков и баночек, разбросанных платков и белья, спиной к ней стояла Тильда, самозабвенно пиная постель Ло. Обернувшись, девчонка ойкнула и застыла, прижав руку ко рту. Руку с…
Ло прыгнула, путаясь в проклятой юбке. Чудом не свалившись, ударила Тильду ладонью по руке и лицу одновременно, выбивая из пальцев горошину.
— Дура! — закричала на перепуганную девчонку. — Сколько ты съела?
Тильда замотала головой, глядя испуганно распахнутыми глазами. Ло выхватила у нее коробочку, другой рукой схватила паршивку за плечо, поворачивая к свету из окна, чтоб увидеть зрачки. Боги благие!
— Сколько ты съела? — повторила она хриплым, срывающимся от ужаса голосом. — Да говори же!
— Папа! — заорала вместо этого Тильда, и Ло стиснула зубы, ненавидя себя, мелкую тупицу и весь подлый мир в придачу.
— Тиль? Миледи?!
Капитан вырос на пороге, как Пресветлый Воин перед Барготом — разъяренный и страшный. Было от чего. Он ведь увидел любимую доченьку в руках явно обезумевшей мачехи. Вдобавок на светлой коже Тильды расплывался красный след от удара — выбивая горошину проклятой дряни, Ло с перепугу врезала изо всех сил.
— Какого йотуна, леди?!
— Да помолчите вы! — отчаянно крикнула в ответ Ло. — То есть нет, не молчите! Спросите, сколько она съела горошин. Быстрее!
Никогда она так не боялась. Ни на своей первой магической дуэли, ни стоя перед лавой конной атаки, ни… Не было у нее такого ужаса, как сейчас, за дурного, противного, чужого ребенка!
— Тиль… — севшим голосом сказал капитан, то ли умудрившись разглядеть на полу горошину хелайзиля, то ли учуяв запах. — Тиль, дочка, скажи мне…
— Папа… — клятая девчонка с неожиданной силой вывернулась из рук Ло и кинулась к отцу, причитая: — Папа, прости! Я ни одной конфетки не съела! А она… Она… Жалко ей, да?
Боясь поверить, Ло бессильно опустилась на постель, глядя на них. Пресветлый Воин, пусть это будет правда! С остальным я справлюсь. Что угодно, только не ребенок, наевшийся хелайзиля.
Капитан встряхнул Тильду, отрывая от себя, заглянул ей в лицо и, еле-еле сдерживаясь, произнес дрожащим голосом:
— Тиль, милая… Послушай… Клянусь, я не буду ругаться. Только скажи правду: ты их ела?
Девчонка помотала головой.
— Тиль, это не конфеты, — так же отчаянно сказал Рольфсон. — Это очень опасное зелье. Милая, если ты съела хоть одну, тебе надо к лекарю. Правду, Тиль. Пожалуйста, скажи правду, детка.
— Не-е-е-ет… — прошептала Тильда, как-то вдруг обмякая в его руках. — Я… Папа, я не ела их. Не ела! Только хотела… Я одну штучку взяла, а она… меня ударила… И…
Капитан заглянул Тильде в лицо, повернув его к свету. Девчонка всхлипнула. Но Ло и сама слышала, что голосок ее был чистым и ясным, без особой хрипловатой тягучести, которую хелайзиль дает почти мгновенно.
— Иди к себе, — пугающе ровно сказал капитан и оттолкнул Тильду.
Та молча кинулась из комнаты — только подошвы застучали. А Ло подняла голову, встретив глазами совершенно бешеный, почти безумный взгляд Рольфсона. Ударь он ее сейчас — она бы поняла и простила. Но капитан пнул скамейку — и та улетела в стену. Врезалась, отскочила и снова грохнулась от очередного пинка. Следующим со стола полетел письменный прибор — просто от взмаха руки. Больше ничего не подвернулось, и Рольфсон прорычал, разделяя слова, будто каждое рубил топором:
— Какого! Йотуна! Вы! Творите!
— Я? — едва разжав зубы, переспросила Ло.
Да, она виновата. Очень. Но, проклятье, это не она влезла в чужие вещи, сначала разгромив комнату.
— А кто? — рявкнул капитан. — Это же хелайзиль, йотуны вас дери! Моя дочь едва не наелась хелайзиля!
— Мне жаль! — огрызнулась Ло. — Я его не давала. Она сама влезла в комнату и забралась в мои вещи!
— Да мне плевать! Этой дряни не должно там было быть! Не должно, ясно вам, леди?
— Ах, вам плевать?
Та же злость, что волной накрыла ее внизу, вернулась с новой силой, затмив и ярость, и страх.
— Вам плевать?! — повысила голос Ло, отвечая Рольфсону взглядом не менее злым. — Это заметно! Какого Баргота ваша дочь полезла в мои вещи? Вы комнату видите? Это не я, между прочим, это ваше милое дитя здесь учинило! Мне и это проглотить? Может, мне еще дождаться, пока она мне пощечины отвешивать начнет?
— Зато вы ее ударили!
— Я пилюлю у нее выбила, болван! — рявкнула Ло. — И у меня, между прочим, другие лекарства есть! Обычные лекарства, которые тоже нельзя лопать, как конфеты! Сами своей дикарке объясните это как-нибудь! А заодно — что нельзя воровать! И знаете что, вы сами виноваты!
