– Лук-татарка? – густые брови тучами упали к переносице. – Да еще чабер? Не слишком ли остро, Огюст? Ох, извините, господин...
– Полно, – улыбнулся Шевалье. – Что значат условности в сравнении с хорошим соусом?
Дюма энергично кивнул:
– Е-рун-да! Меня зовите Александром. Рецепт отменный, но я бы не взялся готовить сразу для гостей. Крестьянские блюда кажутся простыми лишь невежам. Но мы-то с вами понимаем... Соусы, соусы, любовь моя! А ведь есть еще бульоны – это же целое море, океан! Уверен, на юге имеется масса интересных вариантов...
Огюст напрягся, вспоминая детство. Он, пусть без всякой охоты, часто помогал матери на кухне. Она даже диктовала сыну кое-какие рецепты – госпожа Шевалье грамотностью не отличалась. Самодельную кулинарную книгу в семье начали заполнять чуть ли не при Мазарини.
Вспомнить бы! Тяжела ты, жизнь революционера!
– Что вы скажете об этом, Александр? С бараньей лопатки удаляем жир, жарим на вертеле, но только с одной стороны...
Широченная ладонь взяла его за локоть.
– Спасибо, Огюст! Я – тиран во всем, что касается кулинарии, но все-таки не изувер. Вам не до рецептов, вы недавно с баррикад. И спешили ко мне не для дегустации. Сейчас мы выпьем оранжада – свежего, утром приготовил! – и я к вашим услугам. Но в дальнейшем... говорите, на вертеле? с одной стороны?..
5
– Имя д’Эрбенвиля мне назвал Леон. Он привел ряд интересных подробностей...
– Топаз, – подсказал Шевалье.
– И карточка с четным номером. Не знаете? Четный – завербовался добровольно. Пеше видели в ту ночь по дороге к пруду. Вызов на дуэль – несомненный факт. Я сопоставил – и написал в очерке.
В маленьком кабинете стол тоже пришлось освобождать – от груды рукописей и вороха обгрызенных перьев. На гладкую поверхность легла вырезка из «Шаривари».
– Касательно трех иностранцев вам лучше узнать в комиссариате...
– Так и сделаю, – хмыкнул Огюст. – Сразу после ареста, перед заполнением протокола. Вдруг не откажут?
Дюма вздохнул, поставил локти на стол, ткнулся подбородком в сжатые кулаки. Теперь он ничем не походил на добродушного повара.
– Три версии, говорите? Иностранцев пока оставим в покое. Оба гвардейца отпали... А если иначе подойти? Вдруг сам Галуа указал на убийцу? Вспомните! – называл ли бедняга, умирая, чье-то имя? В любом контексте?
Взгляд литератора отяжелел, налился металлом. Он давил, прижимал к спинке кресла. Огюст испугался, что Дюма умеет читать мысли. Не просто читать – видеть, как ожившие картинки.
– Что ты делаешь?!
– Я? Убиваю...
– Галуа назвал единственное имя – мое. И повторил его несколько раз. Александр, я понимаю, в нашем деле подозревать следует всех. Все выходит очень логично. Умирающий назвал человека, но не решился сказать, что он – убийца. Потому что...
– Потому что вы – его друг.
Ударило, зачастило сердце. Шевалье вновь понял – прочувствовал! – что и такое допустимо. Безумие настигло его во время дуэли с Топазом. Но это могло быть и не в первый раз. Перед гибелью Галуа он зачем-то чистил пистолеты.
Перед – или сразу после?
– ...не верю, Огюст!
Дюма встал, отошел к подоконнику, мотнул косматой головой.
– Не знаю, какой я драматург... Но в людях вроде бы разбираюсь. Вы не убийца. Случилось что-то страшное, пока необъяснимое. Ищите, боритесь! Видит Бог, помогу, чем только сумею...
– Спасибо.
Слово обожгло. В рот плеснули горячим свинцом. Цепь, ведущая к убийце, захлестнулась на горле Шевалье. И чем дольше он будет тянуть...
– Успокойтесь! Нам требуется мужество. И вам в первую очередь, – на полных губах Дюма заиграла улыбка. – Хотите, я вас развеселю? Смотрели «Нельскую башню»? Не вздрагивайте, я сам все понимаю. Недаром отказался ставить подпись. Хотя есть славные диалоги... «И убийца не раз являлся ей в снах!» Звучит! Но я о другом.
Рука нырнула в стопку бумаг, выхватила конверт.
– Вчера получил. «Дорогой господин Дюма! Пишет Вам большой поклонник и ценитель Вашего...» Это пропускаем. Вот! «...Просил бы у вас разрешения на перевод „Нельской башни“ на датский язык ради постановки ее в Копенгагенском драматическом театре. Не скрою, пьеса требует большой переделки с целью улучшения. Прежде всего действие ее переносится в Данию, сама же башня будет находиться в замке Кронборг. Число персонажей без особого труда сократим вдвое, учитывая нынешние штаты театра. Имеет также смысл облагородить финал, не только наказав порок, но и вознаградив добродетель, для чего ввести роль честной горничной и, к примеру, находчивого трубочиста...» Находчивый трубочист, а? Горжусь, что мое творение вызвало такой шторм воображения. Обязательно напишу этому... как его?.. Да, Жану Кристиану Андерсену. Вам легче, Огюст?
– Благодарю, – Шевалье встал. – Я бы на вашем месте согласился. Нельская башня в Эльсиноре? – Гюго лопнет от зависти. А у меня вопрос тоже исторический, но о временах не столь давних. Год назад вы наводили справки об одном из алюмбрадов...
– Алюмбрады?! О-о-о-о-о!
Дюма взмахнул руками не хуже премьер-любовника из «Гран Опера». В глазах загорелись вольтовы дуги.
– Вот она, страшная тайна Минувшего! Тайна, погубившая Старый Режим, испепелившая монархии в Европе, навеки изменившая Историю. О-о-о-о-о! Тяжек саван забвения, но в нашей воле скинуть его, обнажив желтый скелет Истины. Ибо не Мирабо, не Лафайет, не кровавый Марат свершили нашу Революцию – мать всех революций. Те, кто брал Бастилию, – лишь пешки, двигаемые рукой мировой закулисы!.. марионетки, следующие приказам из Мюнхена...
Огюст сглотнул.
В первый миг подумалось, что драматург переработал у горячей плиты. Однако, вслушавшись, он оценил – и даже сел обратно в кресло, желая не пропустить ни слова.
– Для невеж алюмбрады, они же иллюминаты – кружок болтунов. То ли масоны, то ли мистики, то ли просто бездельники, от скуки напялившие на себя шутовские маски. В этом и секрет, ибо шутовство скрывает заговор. Да-да, всеобщий, всепроникающий, охвативший весь мир, вплоть до ледяных Кордильер. Но тайна ускользает, и кровь смывает следы. Молчат в тесных гробах свидетели – и над Прошлым опускается занавес Забвения. Но мы отбросим его и явим миру нечеловеческий лик тех, кто именовал себя Глинобородыми!..
Любитель острой кухни умолк, пряча усмешку.
– Браво! – Шевалье ударил в ладоши. – Дамы в обмороке, в аптеках очередь за нюхательной солью. А как было на самом деле?
Дюма взял глиняную кружку – промочить горло оранжадом.
– Что вы хотите от драматурга, Огюст? Для меня история – картина, которую я честно вешаю на вбитый мною гвоздь. А для тех, кто под каждой кроватью ищет затаившихся злодеев, алюмбрады ничем не хуже тамплиеров или каких-нибудь мартинистов. Считают, что их сдали властям братья-масоны, почуяв конкурентов. Собственно, и все. Если не верить тому, что их лидер Адам Вейсгаупт уехал в Америку и стал там Джорджем Вашингтоном.
