Соответствовал ли я образу того места? Как и предполагают все аспирантские программы, моя подчеркивала превосходство: ценности, которые определили университет, качество работы, которая его воплотила. Они вдохновляли меня. Но они пришли с багажом – с моей точки зрения единственного черного человека – с багажом полностью «белой» программы. Таким образом, некоторые из случайных особенностей бытия белокожих ученых – выбор мантии, любовь ко всему европейскому, выбор сухих вин, меньшее знание черной жизни или популярной культуры – неявно ассоциируются с превосходством. Превосходство, казалось, имело идентичность, которой я не совсем обладал и беспокоился, что не смогу ей соответствовать. Возможно, я мог бы притворяться некоторое время, но скоро, я был уверен, за красивым фасадом начнет проглядывать неидеальный я. Многие аспиранты, думаю, проходят через подобие данного синдрома самозванца, когда пытаются ассимилироваться в профессиональную культуру. Но, когда между идентичностями пролегает раса, такая профессиональная ассимиляция может показаться почти невозможной.
Средняя форма угрозы подтверждения стереотипа также висела в воздухе. Это было место, где интеллектуальные способности ценились больше всего из человеческих черт, и до меня не преминули донести, что в американском сознании именно этой характеристики моей группе недостает. Чтобы я не забыл об этом, сама наука психология продолжает поднимать вопрос о том, имеют ли черные и белые люди одинаковый генетический интеллектуальный потенциал. В те дни Артур Дженсен выражал сомнения в работе под названием «Насколько мы можем повысить IQ и научные достижения?» Позже об этом напишут Ричард Херрнштейн и Чарльз Мюррей в «Колоколообразной кривой». Психология задает этот вопрос с сезонной регулярностью. И вот я здесь, представитель группы чернокожих решил узнать ответ на этот вопрос.
Трудно было поверить, что естественное поведение без осторожной самопрезентации не принизит меня – не покажет в свете плохих стереотипов о моей группе или не выставит человеком, не попадающим под позитивные стереотипы о тех, кто преуспел в этой области. Давление оказывалось очень большое, оно не ограничивалось рамками тестов. Я чувствовал его на занятиях, в разговорах, пока сидел и смотрел футбол. Оно могло вызвать паралич личности, особенно на факультете, даже в неформальных ситуациях, таких, как пикник. Я никогда не задавал вопросов в классе. Я чувствовал себя, как Тед на его занятии афроамериканской политологией, за исключением того момента, что давление не ограничивалось одним предметом. Я помню, однажды я заметил свои руки посреди семинара. Что значит темнота моей кожи? Ничего? Или все?
Важно подчеркнуть, что происходящее вытекало не из враждебности тех, кто окружал меня. Штат Огайо – это город университета; моя программа добрососедствовала в нем. Люди вообще вступались друг за друга. И со своей стороны я очень старался интерпретировать вещи безобидными способами. Но в те первые дни все время была необходимость в чем-то разобраться. Интеграция в общество – тяжелый труд.
На этом раннем этапе моего обучения в аспирантуре мне не хватало концепции, понимания ситуации, которая могла бы вдохнуть в меня доверие. Не то, чтобы концепции были недоступны. Была концепция «Старайся работать вдвое больше и игнорируй, что другие люди думают о тебе», концепция гражданских прав на терпение и выносливость, концепция под названем «просто верь в себя» и другие. Я выбирал из всего этого. Но уменьшить мое напряжение могла только концепция, которая заставила бы меня на самом деле чувствовать себя в безопасности.
Что-то должно было дать мне эту концепцию. И есть доказательство того, что одна и та же вещь может помочь другим в моем положении. Но сначала возникает более простой вопрос: является ли угроза идентичности такой уж важной? Является ли она основной причиной слабой успеваемости группы, из-за которой я начал это исследовательское путешествие, или это просто незначительный труд? Прежде чем остановиться на том, как все исправить, мы должны знать, насколько важно исправить угрозу идентичности в реальных колледжах и университетах.
2
Билл Боуэн – человек с потрясающей энергией. Родом со Среднего Запада, экономист по образованию, он был назначен из профессорско-преподавательского состава президентом Принстонского университета в возрасте тридцати девяти лет. Он стал одним из самых успешных президентов в Принстоне и после ухода в 1988 году стал президентом Фонда Эндрю Меллона, который известен своим значительным вкладом в американское высшее образование, а также в искусство и гуманитарные науки. Как президент Меллона, Боуэн отличался твердым убеждением: основные вопросы политики в сфере высшего образования должны основываться, насколько это возможно, на эмпирических исследованиях. В исследовании должны быть рассмотрены следующие вопросы: Какие факторы происхождения способствуют высокой успеваемости в колледже? Они одинаковы для меньшинств и студентов с низким уровнем дохода? Сколько времени лица, пользующиеся политикой равных возможностей, вкладывают в развитие общества с возрастом? Сколько академически сильных студентов вытесняются с учебы типичной приверженностью колледжа к легкой атлетике? И Боуэн решил показать, что можно провести полезные эмпирические исследования по этим вопросам.
Боуэн также имел силу убедительности и положение, чтобы заставить ведущие колледжи и университеты предоставить данные, необходимые для этого исследования. Он основал свое собственное исследование под названием «Колледж и за его пределами», спонсируемое Фондом Меллона, которое следило за тремя когортами студентов в двадцати восьми лучших колледжах и университетах страны – группы 1951, 1976 и 1987 годов, начиная со времени их учебы и вплоть до взрослой жизни, часто до сорока лет. На основании этих данных Билл Боуэн и Дерек Бок, бывший президент Гарвардского университета, написали в своей книге «Форма реки», что студенты, принятые в эти учебные заведения в рамках политики равных возможностей, даже если во время учебы они шли «против течения» в колледже, впоследствии в жизни достигали результатов выше среднего.
За это время Фонд Меллона также профинансировал еще одно исследование студенческого опыта в селективных школах, его провели социологи Стивен Коул и Элинор Барбер. И Боуэн, и Бок, и Коул, и Барбер нашли серьезные доказательства недостаточной успеваемости учащихся из числа меньшинств – то же самое явление, которое я видел в комитете по удержанию и набору в Мичиганском университете много лет назад. Ясно, что проблема существовала не только в Мичигане. Но здесь более важно, что обе авторские группы предположили, что причиной может быть угроза подтверждения стереотипа. Боуэн и Бок говорили об этом потому, что неуспеваемость по отношению к белым студентам сильнее всего проявлялась среди сильных чернокожих студентов, а поскольку угроза подтверждения стереотипа влияет на более сильных студентов больше всего, возможно, и в этом случае не обошлось без угрозы подтверждения стереотипа. Коул и Барбер сочли так потому, что, глядя только на сильных студентов (их исследование изучало, что привело студентов к развитию академической карьеры, и, таким образом, было сосредоточено только на более сильных студентах), они обнаружили: неуспеваемость была выше в элитных учебных заведениях, где, по мнению ученых, угроза стереотипов может быть наибольшей. Эти выводы могли иметь и другие объяснения, такие, как нехватка культурного богатства или отсутствие институциональных ноу-хау. Но в течение длительного времени исследователи предоставили убедительные свидетельства влияния угрозы подтверждения стереотипов на успеваемость студентов в реальной жизни – влияние, которое обнаружили в надежных условиях в лабораторном исследовании.
