Когда я смотрю на свою жизнь афроамериканца, я вижу улучшение личной идентификации. Ограничения бассейна моей юности пропали. Так же и с душащими ограничениями Анатоля Бройяра, с которыми он сталкивался как черный в Нью-Йорке в конце 1940-х. Все стало намного лучше. Но помните: личные идентификации вырастают из роли идентичности в истории и организации общества, ее роли в ДНК общества, и насколько общество подвергло идентичность стереотипу. В случае расы в Соединенных Штатах ее история и ее наследие до сих пор с нами. Расовая сегрегация наших школ, как мы отметили в предыдущей главе, неуклонно растет, а не уменьшается. Долгая история расового подчинения в Соединенных Штатах привела к тому, что средняя черная семья сегодня имеет только десять центов на каждый доллар белой семьи. Уильям Фолкнер сказал знаменитую фразу: «Прошлое не мертво и не похоронено. В самом деле, оно даже не прошлое».
По сути социально-психологические идентификации, привязанные к расе, развиваясь, не теряют настойчивости. Возьмем случай с высшим образованием. До 1960-х годов личная идентификация, которой афроамериканцы боялись больше всего, заключалась в том, что из-за расы они не могли попасть в большинство колледжей и университетов в Соединенных Штатах и, если бы их приняли, они были бы в таком небольшом количестве и подвергались бы такому количеству сегрегирующих ограничений, что их учеба лишилась бы привлекательности. Такая личная идентификация вряд ли присутствует в жизни чернокожих абитуриентов сегодня. Тем не менее, как показывают исследования, рассмотренные на этих страницах, угроза подтверждения стереотипа и угроза идентичности, которые могут возникнуть в сегодняшних расово интегрированных колледжах (особенно тех, в которых накопились угрожающие идентичности сигналы) могут быть внушительными. Они могут не уменьшать количество жизненных шансов, как было в прошлом, но, к сожалению, подавлять человеческий потенциал.
В этих более разнообразных условиях белые тоже могут противостоять упрямым формам угрозы идентичности. Они сейчас регулярно встречают чернокожих и представителей других меньшинств, что означает, что они регулярно сталкиваются с возможностью суждения о них с точки зрения негативных стереотипов о белых. Реакции, которые мы видели, проявились в наших экспериментах с Филиппом Гоффом и Полом Дэвисом, описанных в главе 9.
Именно поэтому мы пока не имеем пострасового общества. Наши расовые отношения действительно улучшаются. Опросы показывают, что мы меньше выступаем против межрасовых браков; белые сообщают, что им более комфортно работать с черным начальником; больше американцев были бы счастливы жить по соседству с человеком другой расы; был выбран президент афроамериканец. Но личные идентификации нашей жизни, а не расовые отношения сами по себе, имеют значение. То, что личные идетификации становятся все более социально-психологическими, не значит, что они исчезли.
Моя миссия в этой книге – расширить наше понимание человеческого функционирования для того, чтобы заставить нас запомнить, что в личностно-интегрированных ситуациях люди не только справляются с поставленными задачами ситуации, но также заняты оценкой угрозы и защищают себя от риска быть осужденными негативно и от такого же отношения. Возможно, главное открытие нашего исследования в том, что защитная сторона человеческого характера может быть вызвана простой перспективой попасть под негативный стереотип, и, однажды упомянутый, он вмешивается в жизнь человека и захватывает его способности, оставляя мало возможностей для актуальной работы. Значит, эта сторона человеческого характера, если ее всколыхнуть, влияет на наши мысли, эмоции, действия и успеваемость вне зависимости от наших внутренних черт, способностей, мотивации и так далее. Ее влияние делает огромный вклад в групповые различия в поведении начиная от математических показателей до интереса, проявленного к межрасовым разговорам об игре в гольф. Мы смогли заглянуть в сердца и умы людей настолько глубоко, насколько наука позволила отыскать их истинные предрассудки, и упустить тот факт, что в любой день их поведение по отношению к неграм, например, определяется в основном простой стереотипной сложностью идентичности, которая будет влиять на большинство людей, разделяющих данную идентичность. Или мы могли бы дать женщинам тысячу тестов, чтобы измерить их способность к математике, и просмотреть, что в этом обществе, с тех пор как они впервые занялись математикой, они работали под дополнительным давлением угрозы идентичности, которая была особенно сильна на границе их навыков математики, и вся деятельность казалась им недружественной территорией другой группы. Или мы могли бы получить время пробега стометровки со всех основных соревнований в мире в поисках истинной способности к бегу белых спортсменов и проглядеть, что в Соединенных Штатах с тех пор, как бегуны начали быстро бегать, они бегали при абсолютном признании общества, что быстрый бег является сильной стороной другой группы.
Так добавляется кусочек пазла к нашему пониманию групповых различий. Мы не игнорируем внутреннее. Мы расширяем палитру объяснений. Без этой расширенной палитры вы бы не смогли объяснить:
• почему изменение концепции теста с диагностирующего умения на решение загадки, которая не проверяет способности, поднимает черных на тот же уровень успеваемости, что и белых в тесте Рейвена на интеллектуальные способности, полностью избавив их от расового разрыва в баллах за тест.
• почему изменение задачи игры в гольф от проверки показателей природной спортивной способности на меру спортивного стратегического мышления полностью перевернуло качество игры белых и черных участников.
• почему напоминание женщинам-математикам о сильных женских ролевых моделях как раз перед тем, как они прошли сложный тест по математике, смогло предотвратить их типичное неуспевание в испытании по сравнению с квалифицированными мужчинами
• почему подача разговора с двумя афроамериканскими студентами как возможности обучения смогла заставить белых студентов-мужчин сдвинуть стулья ближе для разговора о расовом профилировании.
Центральный политический подтекст исследования, обсуждаемого здесь, лежит в том, что, если вы не заставите людей чувствовать себя в безопасности от риска затруднений, связанных с идентичностью в интегрированных с идентичностью обстоятельствах, вы не добьетесь успеха в сокращении пробелов в групповых достижениях или в предоставлении возможности работать вместе комфортно и хорошо людям с разным происхождением. Если этого не сделано, защитная сторона человеческого характера будет господствовать над людьми и их ресурсами. Удовлетворение потребности в безопасности не устранит проблемы полностью. Но проблемы нельзя исправить без внимания к потребности в безопасности. Сочиняя эти строки, я пришел к признанию, что понимание, как обратиться к этой стороне человеческого характера, особенно в интегрированных структурах, становится все более и более важным навыком для наших учителей, менеджеров и лидеров. Неясно, могут ли они быть эффективными без этих навыков во все более разнообразном общественном окружении.
Именно теперь практические уроки «Насвистывая Вивальди» выходят на сцену. Это литература для начинающих о том, что входит в этот набор навыков. Они предлагают обнадеживающий подход к проблемам, которые я изложил. Внутренние характеристики трудно изменить; ситуационные личные идентификации, их сигналы и установки, которые их интерпретируют легче изменить. Это иллюстрируется практическими выводами, полученными в результате исследования в последние годы.
