Теперь исчез не только Чероки, но и Кайтек.
Проклятие какое-то!
Я звала и звала, но все мои крики уходили просто в зелень.
Когда мы вернулись, девчонки сидели на корточках у Пещер-глазниц. Полукругом, склонив головы. В общем-то, я догадывалась, что там, но испугалась еще худшего. Потому что Бею я не видела.
Круг расступился…
В середине лежал мертвый пес.
Такой летний лес – неподходящее место, чтобы хоронить собаку. Солнце светит, словно ничего не случилось. Птицы щебечут, словно все хорошо. Запахи. Небо. Зелень. Как будто ничего не изменилось.
Может, в этом и есть самое печальное в смерти: жизни на нее плевать.
Цак и Буги вырыли глубокую яму.
У меня ветер гулял под ребрами, меня тянуло вниз, а мысли мотало как корабль без компаса.
Фрайгунда пела песню. Страшную. Там говорилось про то, что смерть танцует впереди. Скелет со скрипочкой. И все, бедняки и богачи, стар и млад, должны танцевать с ней, когда она приходит.
Кайтек поднял на меня свои мутные глубокие глаза. Кто бы мог подумать, что кто-то из собак умрет раньше него? Сначала Демон, потом Чероки. Вуван, может, и не умер, но это не утешало. За две недели на семерых у нас на совести три собаки.
Остальные этого еще не знали. Они все еще были уверены, что мы спасли собак. Я могла бы рассказать об этом Рике. Или Антонии. Тогда мне бы стало легче, а им – тяжелее.
Я не понимала, как Чероки попал сюда. Как мне сказали, его нашла Фрайгунда. Совсем рядом. Я не могла поверить, что он сам притащился так далеко. Значит, его должен был притащить кто-то другой.
Но кто? И зачем?
Я подумала о тех парнях. Об их листочке. И о надписи на листочке – «свора девчонок».
Бея так и не появлялась.
Опасность лесного пожара была так высока, что уже почти горело. Шумное дыхание оставшихся собак было для меня настоящей пыткой. Три из шести, думала я. Мы виноваты. А сказать не могла. Ему нужны были лекарства. Мы виноваты. Инкен. Мы во всем виноваты!
При мыслях об Инкен у меня в горле появлялся большущий комок, поднимавшийся прямо ко рту. Там он становился еще больше. Мысли, которые хотят, чтобы их подумали, и которые ты думать не хочешь, просто думаются сами собой. Вокруг твоей головы. Вне твоего мозга.
Инкен мертва. Инкен жива. Инкен нас ищет. Инкен нас находит. Что тогда? Кто-то находит Инкен. Ее тело. Что тогда? Что тогда? Что тогда?!
Нет, эти мысли у меня в голове не умещались.
Все получилось гораздо серьезнее, чем мы думали.
Исчезновение Беи задало мне очередную загадку. Все лежащие на поверхности варианты ее решения были отвратительны. Нет! Она нас не бросила. С ней ничего не случилось. Пожалуйста, пожалуйста, пусть с ней ничего не случилось! К кому я взывала? Понятия не имею.
Ее не было весь день.
– Нам нужен кто-то главный, – сказала Иветта. – Иначе мы ничего не сможем решить. Меня это бесит. Но она наверняка вернется и скажет, что без нее мы не имели права ничего решать. А если у нас будет новый лидер, мы и без нее сможем принимать решения, так?
– Да, но это будешь не ты, – сказала Рика.
– А кто же?
– Я за Аннушку.
– Я за Рику.
Мы решили проголосовать. Каждая должна была написать на бумажке два имени, чтобы не получилось так, что у всех будут разные имена и выбрать главную не получится. И чтобы главная не была выбрана всего двумя голосами, а потом все остальные будут недовольны. Мы передавали карандаш по кругу.
Я написала «Фрайгунда» и «Шарлотта» – себя только потому, что мне хотелось, чтобы у моего имени оказалась хотя бы одна палочка. А Фрайгунда, по-моему, была способна принимать хорошие решения: она была осторожна, но не слишком, осмотрительна, находчива и спокойно все обдумывала. Аннушка мне, в общем, тоже казалась подходящей кандидатурой, но выбрать можно было только двоих. Иветту я не хотела, Рика была слишком дурашлива, Антония – слишком маленькая. Примерно так, видимо, думали и остальные. Только во Фрайгунде им тоже что-то не нравилось.
Рика не могла отказать себе в удовольствии торжественно разворачивать бумажки и зачитывать имена драматическим голосом. Напряжение нарастало… Мое имя! Наверное, первой ей попалась моя бумажка. Снова мое имя…
В итоге я получила шесть голосов. Краска бросилась мне в лицо. Они что, издеваются? Или они серьезно? И… было ужасно стыдно от того, что стало очевидно: я сама за себя проголосовала. Я хватала ртом воздух и реальность. Открыть рот. Закрыть рот. Я – главная? Главная, которая краснеет?!
Все смотрели на меня дружелюбно.
– Ну, ты возьмешься? – спросила Рика. – Иначе главной станет Иветта. Но у нее всего два голоса. Это получится правительство меньшинства. Я бы тогда лучше переголосовала.
Многие закивали.
Иветта процедила:
– Выбрали, так выбрали.
Интересно, кто голосовал за нее, кроме ее самой? Чем она станет главной, лучше уж я. Я только не знала как. Если бы мне сейчас притащили пианино и сказали «играй!», я бы тоже не смогла ничего сыграть. Быть главной? Понятия не имею!
Я сказала, что мне нужно отойти. На самом деле ничего мне нужно не было.
Впрочем, я же не сказала, зачем мне нужно отойти. И, даже не успев подумать, я включила Антонию – ноги в руки…
Нет, бежать! Бег – это быстрее. И при этом больше отрываешь ноги от земли. То есть он состоит из прыжков и полета. А я просто решительно шла – стремительно в крайнем случае. Все детали расплывались в зелено-коричневые пятна. Одно пятно – слева, другое – справа. Подо мной – ритмичное шуршание.
И так до углевыжига.
Ворота были заперты. Собаки не было, но и Беи – тоже. Я уставилась на окаменевшего углежога и его пса… А потом побежала. Да, вот это был настоящий бег! Мои ноги громко стучали по тропинке для походников. Вся осторожность и тишина последних недель меня покинули. Но в какой-то момент мой разум все-таки меня догнал. Хотя вообще-то он всегда был самой быстрой частью меня. В последние недели я стала спортивнее, но не глупее! Я остановилась. Если так шуметь, я никогда не найду Бею. Она будет прятаться. Может, я уже пробежала мимо нее. Я развернулась… Не было ли там чего? Не мелькнула ли там голова?
Я постояла некоторое время.
Потом пошла обратно.
Потом снова остановилась.
Развернулась и пошла дальше в сторону города. Но теперь спокойнее. Уже не так, будто за мной кто-то гонится. Я искала главную, чтобы главной не быть.
Я прошла мимо дома кузнеца, по меже в поле и прямо к скале.
Легла на живот, подтянулась вперед к обрыву. Там было драконье молоко. Я видела его. Кварц, сказала Аннушка. А еще она сказала, что раньше люди боялись, что дракон вернется и разрушит город, потому что город основал рыцарь, убивший дракона. Такая история. Я отползла немного назад и стала смотреть на город. Множество башен, черные шиферные кровли. Зазвонили колокола, но не на церкви, а на ратуши. Я услышала голос звонаря.
