– А идите просто в погреб с напитками. Это проще всего, – предложил Ганс.
– Погреб? Где? – выпалили мы с Юреком одновременно.
– Здесь. – Ганс потопал по вытертому ковру. – Внизу. Я там никогда не был. Для меня там слишком темно. Так, без света.
Матео встал перед Гансом, сжав кулаки:
– Почему ты сразу не сказал?
– У меня же в мозгу дырки размером с яйцо. – Он пожал плечами. – Ты же знаешь. У меня голова дрейфует без парусов. Иногда я не умнее кошки.
Пока мы отодвигали стол, Ганс продолжал говорить про свою голову. Концентрация у него как у гуппи, ума – что у мешка с чечевицей, желтой, не коричневой. Тут он начал рассказывать свой хоррор-трип про чечевицу.
Под ковром и вправду оказался люк. Матео достал ручку из углубления. Потянул. Посмотрел на нас. Мы взялись и начали тянуть вместе с ним.
– Бея, давай помогай! – пропыхтела я.
– Я туда не полезу.
– Бея, пожалуйста… Они заставят нас рыдать, заснимут это и покажут по всему миру. И я навсегда стану рыдающей девочкой из садового домика. И останусь ею в обзоре событий за год, за десятилетие и даже за столетие.
Снаружи слышался голос Оле:
– Ну конечно, вы можете снимать и в домике. Момент, мне надо взглянуть, натянули ли там мои товарищи штанишки.
Вдруг у меня прибавилось сил раза в три, и Бея наконец тоже схватилась. Тяжелый деревянный люк поддался. Из подпола пахнуло пиратами. Вниз, в темноту, вела деревянная лестница.
– Я для начала постучу, – сказал снаружи Оле и постучал.
Со скоростью света я спустилась на пол-лестницы вниз. В холодный воздух. Юрек дал мне свой телефон.
– Там же внизу сети нет.
– Для освещения.
Я крепко вцепилась в телефон, чтобы не выронить его из дрожащих рук.
И пошла во тьму.
Мне пришлось спуститься по лестнице до конца, потому что за мной сползала Бея. Я светила в разные стороны. Узкие, гладкие серые стены, под лестницей – пыльный деревянный ящик для пива. На нем – блеклая надпись «СВЕТЛОЕ». Я села на ящик. Люк над нами закрылся. Теперь мы и немножко света были здесь одни.
Было слышно, как наверху над нами расстелили ковер и поставили стол.
Бея охнула.
Я посветила на нее. Она сидела на лестнице. Мертвенно-бледная – а может, так казалось из-за света телефона. Глаза закрыты, дышит громко. Я надеялась, что наверху этого не слышно. Между нами ведь тяжелый люк и толстый ковер.
– Порядок! – Голос Юрека. Звук приглушенный, но расслышать вполне можно. А раз мы слышим их голоса, они наши тоже могут услышать.
Потом шаги, звуки по всем углам. Человека три-четыре. Шаги с голосами: «Привет, я Штефан, администратор съемок, это Лея, это оператор и звукооператор». Все прошли над нами. Потом остановились.
Пол холодный, а я босиком. Сижу, стараясь не двигаться, чтобы ящик не затрещал.
Бея дышит как дикий зверь в клетке.
Сверху заговорил какой-то мужчина:
– Здесь, в садоводстве, есть люди, которые утверждают, что видели двух разыскиваемых девочек. Мы сейчас проверяем эти сообщения, потом составим небольшой материал. Это вроде игры в детективов. Мы уже искали девочек в самых невероятных местах. Вчера – даже в канализации. Это скорее такой ход нашей программы. Не бойтесь, мы не считаем, что вы тут действительно прячете двух пропавших девочек, удерживаете их против воли или что-то еще. – Он откашлялся. – Если не возражаете, я бы задал вам пару вопросов, и мы бы это сняли. Идет? Может быть, вы? Это ведь ваш домик?
– Да, может быть, – сказал Ганс. – …В общем, пара вопросов, сто или около того… Почему нет?
Бея покачала головой и уткнулась ею в колени. Если они будут спрашивать Ганса, то нам можно сразу стучать в люк. Так получился бы большой сюрприз. Девочки из подземелья. Ганс может сколько угодно пытаться нас не выдать, у него все равно не получится.
– Окей, в общем-то, я тоже мог бы дать интервью, – сказал наверху Матео, – короче, я бы мог…
– Да, ну я тоже… – вызвался Оле.
Бея задышала спокойнее.
– Как хотите! – отозвался мужской голос. – Лея, приготовься, пожалуйста. Хенрик, мы звук пишем просто так, да?
Хенрик, звуковик, хотел сначала записать фон, иначе потом можно снова забыть. У него был голос человека, который разговаривает редко. Послышалось пыхтение Ганса, он что-то забормотал.
– Вы не могли бы посидеть спокойно? Мне кажется, я слышу даже, как у вас сердце бьется.
– Я лучше выйду, – сказал Ганс. – Я лучше пойду… Лучше пойду подальше отсюда, а то еще начну сам с собой разговаривать. Звуковик все слышит. Он слышит даже мое сердце. Наверняка и мысли мои тоже. Я лучше домой пойду. Пацаны! Пацаны! И все остальные! Домик! Пока всем и навсегда!
– Хорошо, – сказал Юрек. – Только так уж не драматизируй. Я тебя чуть-чуть провожу. Пойдем!
Потом стало тихо. Наверное, звуковик писал фон. Край ящика нещадно впивался мне в кожу. Я попыталась перенести вес. Это помогло, но ненадолго, потом дерево стало впиваться в другое место моей ноги. Сколько это может еще продолжаться? Десять минут? Двадцать?
В этот момент ящик подо мной качнулся. Просто клик-клак. В голове закрутилось: «Вот и все, вот и все, вот и все». Руки рванулись ко рту, чтоб не дать вырваться страху.
Бея снова задышала быстрее. Потом в темноте потянулась ко мне. Я дала ей руку. Она крепко за нее схватилась. Мы были одинаково холодными.
Звуковик наверху сказал:
– Там был какой-то шум в конце.
Хуже быть уже не может, подумала я.
Хенрик-звуковик выдавил из себя:
– Но минута фона есть. Можем снимать.
Я успокаивалась очень медленно. У сердец длинный путь торможения. Но рука Беи и моя все равно оставались рядом.
Наверху корреспондент начала с «Привет! Добрый день!». Наверняка она в конце скажет еще «Пока и до новых встреч».
– «Полуденный журнал» получил информацию о том, где могут находиться пропавшие девочки Рабея Адлер и Шарлотта Новак. Не один, а целых два свидетеля утверждают, что видели этих девочек здесь, в садоводстве Мильхфельса. Приехав на место, мы встретили тут двух мальчиков. Это Оле и Матео. Добрый день!
– Добрый день! – говорят парни.
– Девочек видели на вашем участке. Вместе с вами. Как вы это прокомментируете?
– Это неправда, – проскрипел голос Матео. Я надеюсь, он при этом не чешет нос и не держит пальцы замком за спиной. Ведь звуковик это может видеть.
Слава богу, инициативу перехватил Оле:
– Я сам больше всех грущу, что девочек здесь нет. К сожалению. Мы были бы очень рады.
