— Новгород мы взяли без боя, бабушка, — объяснялся юный князь. — А викинги потребовали с каждого жителя по две гривны серебра. Не мог же я собственный город грабить… Вот Добрыня и посоветовал взять Полоцк. Тем и расплатились.
— По наущению воеводы Свенельда пошел на своего брата войной Ярослав. Олег ведь его сына, Люта Свенельдовича, убил за браконьерство. По наущению Добрыни ты изнасиловал Рогнеду и родителей ее убил… — с горечью в голосе сказала Ольга и спросила: — Мальчики, вы когда своей головой уже думать начнете?
— Бабушка, но ведь и ты по наущению Свенельда убила князя древлян Мала, — оправдывался Владимир.
— Я баба! — оборвала его княгиня. — Мне двадцать лет от силы было, на руках отец твой малолетний, мне пришлось быть жестокой, чтобы дружина не вышла из-под контроля.
— Вот и мне, бабушка, пришлось зверем стать, — отвечал ей Владимир. — Думаешь, три тысячи викингов пошли бы за мной, будучи уверенными, что я сын рабыни?
— Сына Рогнеды Святополком назови.
— Почему?
— «Свято» в честь отца твоего Святослава, а «полк» в честь его отца, тобой убитого — Ярополка.
— Слушаюсь, бабушка, — покорно согласился Владимир.
— Теперь ты князь киевский, — учила его пожилая женщина. — А это не военачальник, но прежде всего судья. Не смей карать людей смертной казнью! Не по правде это…
— Даже убийцу?
— Наложи на убийцу виру тяжкую, разорительную, а если не может заплатить, то пусть в рабы идет к родственникам убитого, там и отрабатывает.
Варяги затянули лужеными глотками песню, какую поют гребцы для ритма на ладье. В другом углу группа из двух метателей топоров и их болельщиков кидали тапр-оксы в огромное колесо из цельного куска дерева. Какой-то одноглазый гигант-дан валил прислужниц на стол, заливал им в рот хмельной мед, а потом жарко целовал, пытаясь выпить то, что только что залил. Его примеру тут же последовал норвег, стоящий рядом.
— Бабушка, посоветуй, что мне делать, — опять обратился Владимир к старой княгине. — С Киева варяги тоже требуют по две гривны с жителя. А мне хотелось бы понравиться киянам, ведь Ярополка они любили.
— А ты отправь свое войско на Червенскую Русь, — порекомендовала Ольга. — У меня человек есть, который проведет ваши ладьи по притокам от Днепра прямо до Западного Буга.
— А на лошадях никак? — на всякий случай осведомился юный князь.
— Придется просеки прорубать, леса-то глухие… А это и труднее, чем ладьи из притока в приток перетаскивать, и внезапности лишитесь.
— Ох! И мудра ты, бабушка! — восхитился внук.
— Новгородцев своих мне оставишь, а то не ровен час, набегут печенеги, как в тот раз… Помнишь, прятались вместе со мной ты, Ярополк и Олег? А отец ваш со всем войском ушел с болгарами воевать.
— Нет, я еще маленький был.
— И возьми с собой воспитанника моего Олафа с его людьми, а то засиделись они в Киеве.
Йомсвикинги перестали прыгать через жаровню, потому что норвеги и даны затеяли там новую игру: кто кого затянет в угли. Долго они тянули толстый пеньковый канат, по трое с каждого конца, но вот норвеги поднатужились и пересилили данов. Те, чтобы не упасть в огонь, отпустили канат и норвеги повалились один на другого прямо под стол, за которым пировали Сигурд, Торгисль, Олаф и Хальфредр Скальд, неразлучный со слепым Уисом-музыкантом. Норвеги расхохотались во все горло, радуясь победе своих земляков.
Сигурд, насмеявшись вдоволь, вернулся к прежнему разговору с Торгислем:
— …Забудь ее! Ну что тебе, других мало? Она христианка…
— Она прекрасна, — возразил Торгисль, хмурясь.
— Да ну-у-у-у, набожная такая, как старая ворона без перьев!
— Она убьет себя, если я ее брошу, — серьезно заявил Молчун, отпив пива из рога.
— Все так говорят, а на самом деле ничего с ней не будет!
— Но ее жизнь здесь зависит только от меня! — возразил Торгисль.
— Еще бы, ведь ты могучий воин, сын Торольва Вшивой Бороды!
В этот момент к норвегам подошла симпатичная белокурая славянка из полян и принялась подливать им пива в подставленные рога, заинтересованно поглядывая на Торгисля.
— Как тебя зовут, красавица? — по-славянски спросил ее Сигурд.
— Забава…
— А твоего отца?
— Путята…
Воевода по своему обыкновению крепко хлопнул по девичьему заду и гаркнул:
— Ступай к своему отцу, Забава Путятична!
Девушка взвизгнула и упорхнула. Воевода же пьяно расхохотался:
— Говорю тебе, Тор, ни одна женщина не стоит, чтобы столько о ней разговаривать, эхехехехе!
Четверо дружинников, забравшись верхом на товарищей, хлестали друг друга козьими шкурами, стараясь «выбить из седла», а то и свалить на пол соперников. То новгородцы и кияне выясняли, кто же крепче сидит «в седле». Наконец один новгородец свалился со своего «коня», а кияне грохнулись наземь сразу вдвоем. Гвалт стоял неимоверный.
— Я хочу тебя спросить, — сказал молодой норвежец, осушив очередной рог пива. — Твоя Ингеборге снится тебе?
Сигурд погрустнел и хмыкнул, опустив руку с рогом и откинув голову на спинку деревянного кресла.
— Снится ли, спрашиваешь?.. Когда я возвращался из похода, царапины на моей спине еще долго не заживали, живого места не было… Ах!.. Что была за женщина… — мечтательно ответил старый воевода.
— Вот и я чувствую то же самое к Улите… — признался Торгисль. — Есть славянки, которые не против мне уступить, но они мне не нужны. Я хочу себе такую женщину, которая будет со мной и на том свете.
Он сызнова хотел было отпить хмельного напитка, но рог был пуст. Сигурд схватил его за левое плечо:
— Ты сын моего друга и однажды вернешься в Норвегию с карманами, полными этим, — воевода указал на огромную золотую фибулу, удерживающую на нем плащ. — Не забывай, у нас не примут христианку.
— Не забуду… — мрачно ответил Молчун.
Командир не разрешал ему жениться.
Сигурд посмотрел на скисшую физиономию своего молодого земляка и, немного подумав, заявил:
— Торгисль, если эта христианка так тебе нужна… Женись на ней!
— Погоди, — воспрянул молодой норвежец. — Как это? Мы не будем дожидаться возвращения в Норвегию?
— Нет! Женись на ней завтра!
Оба норвега опять пьяно расхохотались.
— О! Я дам этой девушке повод царапаться и кусаться!
Торгисль вскочил на стол и провозгласил:
— Други мои, гребцы! Русь! Я женюсь!!!
— О-о-о-о-о-о!!! — ответил ему нестройный мужской хор.
— Пусть она крестится, я тоже крещеный! — пьяный Молчун пошел к выходу прямо по столам, расшвыривая кости и тарелки. — Прямо сейчас пойду к попу в церковь Ильи. Мы закатим такую свадьбу, что ее услышат даже в Миклогарде!
