— Если перебьют всю эту христианскую мразь, нам с тобой опять придется работать! — и он неприятно засмеялся.
Петр указал глазами на игроков — мол, видал? Павел прикрыл веки в знак того, что видал, и спросил:
— Сегодня собрание?
— Да, — подтвердил Петр. — У Свайного моста.
— Хорошо, — обрадовался Павел. — Я оглашу свое послание римлянам и…
Его перебила отвратительная брань громилы, опять проигравшегося:
— В рот потные ноги, натертые чесноком! Ты наслал на меня христианское проклятие!!!
Петр стряхнул воду с пальцев, слегка коснулся рукава Павла и позвал:
— Пошли!
Они скрылись, когда громила, посмотрев на неудачно выпавшие кости, швырнул их в сторону с возгласом «pathicus!» Один кубик попал по голой ноге нищего, и тот жалобно вскрикнул. А вот второй кубик упал прямо на нарисованную в пыли христианскую рыбку. Когда прохвост подбирал свои кости, то увидел ее.
— Эй! Страбо, — позвал босяк своего компаньона и указал на рисунок. — Смотри!
— Это же христианский знак! — каркнул Страбо, вглядевшись в уже почти затоптанную рыбку.
Охотники за христианскими головами скорым шагом пошли вслед за ушедшими бородачами, но напротив хлебной лавки дорогу им перегородил неловкий зеленщик со своей тележкой.
Ни помидоров, ни картошки на тележке не было, их римляне не знали. Роль картошки у них выполняла репа. Зато у зеленщика были огурцы, капуста, тыква и фрукты. Современная пицца — это лепешки римских легионеров, солдатская еда. Легионерам платили мукой, они кидали на тесто овощи, вот и получалась пицца. Мучного в рацион римлян входило очень много: двадцать шесть килограмм в месяц.
У булочника как раз покупала хлеб-панис семнадцатилетняя девушка в сером плаще-палле. Выглядела она скромно: ни волосы, ни шея, ни пальцы ее не были обременены украшениями.
— В такой день надо закрывать магазин, Пистор, — сказала она булочнику, игриво намекая на более древний способ приготовления муки — в ступке.
— Почему? — спросил пекарь, бывший одновременно и мельником.
— Закончились дожди, дома никто не сидит, ну и ты устрой себе выходной, — объяснила юная шатенка, разворачивая белую тряпицу, в которой принесла медную монетку триенс — 1/3 асса.
Она положила ее на прилавок.
— Тогда снова пойдут дожди! — пошутил Пистор и отправился за свежим восьмиломтевым караваем для покупательницы. Та с готовностью рассмеялась шутке.
— Да не-е-е-ет…
— Смотрите! Христиане! — не дал договорить шатенке чей-то возглас. Это пройдоха, поняв, что зеленщик намертво перегородил улицу, пытался привлечь внимание к пожилым иудеям, почти скрывшимся из виду.
— Где?!
— Вон! Вон!
— Смотрите, на земле нарисована рыба, это знак христиан!
С лица покупательницы хлеба вмиг пропала улыбка. Она опасливо озиралась.
— Вон они там! Идемте! — раздавалось в толпе, заблокированной тележкой зеленщика.
Наконец тележку развернули и освободили проход, по которому тут же побежали прохожие.
— Смотрите, — крикнула с балкона на втором этаже какая-то римлянка. — Христиан поймали!
— Там поймали христиан! Бежим, посмотрим! — Восторгу уличных мальчишек не было предела.
К этому времени громила Страбо уже связал Петра и Павла, усадил их на землю и оборонял от наскакивающих праздношатавшихся зевак. Его компаньон убежал за патрулем.
— Корм львам Нерона! — крикнул кто-то из толпы зевак и кинул в иудеев сливовой косточкой.
Императоры старались для народа. «Хлеба и зрелищ». На стадионах уже были и лошадиные бега, и борьба. Но если при императоре Тиберии дрались на деревянных мечах и просто на кулаках, то теперь толпе было этого мало. С Калигулы на аренах началась настоящая кровь.
— Подлые убийцы! — беспричинно обвинила бородачей пожилая римлянка с корзинкой, наполненной овощами.
— Собаки христианские, — согласился ее случайный сосед по толпе. Он выхватил у римлянки из корзинки репу и швырнул ее в Петра и Павла. — Их всех нужно перебить!
— Давайте побьем их камнями! — предложила римлянка, опасаясь за остальное содержимое своей корзины.
Появились патрульные легионеры с шестиугольными щитами. Они расталкивали зевак, пробираясь к захваченным иудеям. Девушка, так и не дождавшись, когда пекарь принесет ей хлеб, забралась на подножие колонны, чтобы увидеть, кого из христиан схватили. То, что она увидела, совсем ей не понравилось.
— Охраняй их, — кричал громиле пройдоха. — Если их убьют, мы не получим денег!
Громила сокрушительными ударами опрокидывал особо рьяных христианоненавистников, но толпа прибывала и подступала к Петру и Павлу все ближе. Вместе со всеми к пленникам удалось протиснуться девушке-покупательнице из булочной.
— Бейте христиан камнями! — призвал какой-то мальчишка.
Услышав этот призыв, девушка вырвалась из толпы и, раскинув руки с растопыренными пальцами, закрыла собой двух сваленных на землю седых бородачей. С одной стороны их закрывал огромный Страбо, а с другой — хрупкая шатенка.
К силам основного патруля присоединились гвардейцы-преторианцы в бронзовых шлемах с красными гребнями.
— Смотрите, это же Климент! — раздался восторженный женский голос с балкона.
И действительно, отряд преторианской гвардии возглавлял сорокалетний префект Климент.
Громила Страбо попытался подтащить пленников к патрулю, но особо злобный римлянин толкнул шатенку на Павла, а Петру нанес тяжелый удар маленьким винным бочонком по голове.
— А-а-а-а-а!!! — испустил вопль Петр и рухнул без чувств на землю.
Павел и шатенка прикрыли его собой.
Климент принялся нещадно стегать плетью по головам и спинам римлян, загораживавших ему дорогу.
— Дорогу, дайте дорогу! — требовали его гвардейцы, щитами раздвигая малопослушную толпу.
Наконец Климент, беспощадно избивая римских зевак, пробрался к фонтану, у которого на мостовой сгрудились Павел, Петр, закрывающая их собой девушка и громила. Последний удар плетью достался пройдохе, который аж взвыл.
— Что сделали эти старики?! — грозно спросил Климент у громилы, уперев руки, закрытые серебряными поручами, в бока такого же серебряного панциря.
— Мы их нашли, — пояснил пройдоха. — Нам полагается награда!
— Говорю вам, — закричала шатенка. — Они ничего не…
Она обернулась к вопрошающему и застыла с открытым ртом, настолько великолепен был этот высший офицер императорской гвардии в его пурпурном плаще и с пунцовым гребнем над серебряным шлемом. Климент заметил этот полный восхищения взгляд девушки. Он знал, что нравится женщинам, и после того, как развелся с женой, не спешил сковывать себя узами нового брака.
