Декоративная косметика упоминается в литературе, она присутствует в живописи и скульптуре – и это дает нам отличную возможность составить представление о жизни и социальной роли женщины в древнеримском обществе. Однако, как и в Древней Греции, отношение мужчин к декоративной косметике было в основном отрицательным; яркий макияж считался достойным критики и осмеяния. Можно понять, почему римские женщины, которые наносили красную краску на щеки и, гораздо реже, на губы, применяли ее крайне умеренно.
Для макияжа использовались не только токсичные киноварь и красный свинец, но и другие ядовитые компоненты: красный железняк (красная охра), красильный мох, сангина и алкана. Предполагается, что краситься женщины могли только в уединении, в специальной комнате, куда вход мужчинам был запрещен. Богатым римлянкам наносить макияж помогали рабыни; их называли cosmetae – древний прообраз современного визажиста.
Рассматривая портреты конца XVI в., можно предположить, что модные аристократки того времени наносили румяна в форме перевернутого треугольника – начиная от яблочек щек и сужая вниз, к подбородку. На картинах цвет выглядит ровным и хорошо растушеванным, но в реальной жизни такой макияж, скорее всего, был гораздо более ярким и агрессивным.
Портрет маркизы Помпадур авторства Франсуа Буше. Маркиза изображена сидящей у туалетного столика, за нанесением миниатюрной кисточкой румян тона «розовый Помпадур», который приобрел популярность именно благодаря ей. На плечах – накидка для защиты одежды от косметических пудр. Редкий пример, когда искусство косметической живописи стало сюжетом для произведения искусства живописи художественной.
В целом в древние времена в Риме и Греции относительной нормой считалось использовать декоративную косметику по минимуму, хотя известны периоды, когда на короткий срок в моду входил чрезмерный макияж. Полной противоположностью этому стала Европа XVI века, где был провозглашен принцип «чем больше, тем лучше». Столицей моды и центром развлечений знать избрала Венецию. В нескончаемой череде балов и празднеств плотный макияж был не только обязательным атрибутом, но и, скорее всего, банальной необходимостью – для маскировки последствий бурной ночи, случившейся накануне. Благодаря Екатерине Медичи, дочери аристократа родом из Флоренции и супруге правящего короля Франции Генриха II (с 1547 по 1559 г.), итальянское влияние добралось до Франции. Екатерина активно поощряла использование при дворе духов и косметики. В Англии же косметику взяла под свое покровительство правившая в тот момент королева Елизавета I: она обожала макияж и на портретах часто изображалась явно «при параде», щедро накрашенной белилами и румянами.
Для окраски щек и губ в Европе в этот период использовали те же смеси на основе кошенили, марены и охры и ядовитый вермильон, что и в Древней Греции. Переносили декоративную косметику в специальных кофрах, куда умещались все средства, необходимые женщине елизаветинской эпохи: белила (обязательная фарфорово-белая пудра), красная краска – rouge – и декоративные мушки. Чтобы оттенить крайне модную бледность, придворные дамы и дворянки добавляли красного цвета на щеки и губы – так, чтобы было явно видно, что они накрашены. Вот комментарий одного из сатириков тех времен (имя его неизвестно): «Художникам для работы более не нужны коробки с красками – для полной палитры пигментов достаточно стоящей неподалеку модной дамы». Проблема, как точно подметил поэт Джон Донн, была в восприятии: «Что любишь ты в ее лице – то цвет, который краска придает; а ее ты ненавидишь – но не за то, что она есть, а за то, что ты знаешь, что она есть»
[16].
Румяна в разные века. Чистая биология? Покрасневшие щеки – признак сексуального возбуждения, юности, здоровья и плодовитости.
«Красный – цвет жизни, цвет крови. Обожаю красный».
Коко Шанель
Цвет, который красная краска придавала губам и щекам, вполне соответствовал идеалам красоты того времени – но мужчины желали оставаться в неведении относительно его искусственного происхождения. Ранние христианские писатели способствовали тому, чтобы макияж воспринимался как обман. Избавиться от этой ассоциации было трудно. Святой Киприан, например, заявлял, что раскрашивание губ и «наведение румянца» «изгоняют истину и лица, и ума, искажая их через собственную извращенную суть»
[17]. В эпоху Возрождения идею, что макияж создает «фальшивое лицо», можно встретить и у Шекспира. Гамлет резко заявляет Офелии: «Слышал я и про ваше малевание, вполне достаточно; бог дал вам одно лицо, а вы себе делаете другое» (перевод Лозинского. – Прим. пер.). Датский критик Георг Брандес писал об отношении Шекспира к косметике: «Если Шекспир ненавидел что-нибудь в продолжение всей своей жизни такой страстной ненавистью, которая не находилась ни в какой пропорции с ничтожностью самого предмета, то это были […] румяна»
[18].
С концом правления Елизаветы окончилось и монаршее благоволение на использование красок для лица. Макияж придворных дам становится более скромным. На рубеже XVII века в Англии отношение к румянам резко меняется: это связано с изменением политических взглядов и торжеством пуританских взглядов. В 1650 году в Долгом парламенте времен Оливера Кромвеля был представлен проект «Указа против порока раскрашивания лица, ношения черных мушек и нескромных одеяний женщин, будет зачитываться утром следующей пятницы»
[19]. Правда, после первого же чтения от проекта было решено отказаться: очевидно, в английском обществе косметика уже занимала такое важное место, что запретить ее полностью не представлялось возможным. Бурно расцвели двойные стандарты – общественное мнение настаивало, что красить лицо неприемлемо, а мужчины втайне любовались румяными лицами дам. Некоторые даже делали это открыто: Сэмюэль Пипс, автор дневника о жизни Лондона, описывая, как дама, сплюнув, случайно попала в него, с иронией замечал: «Оказалось, что она совершенная красавица, и ее оплошность перестала меня заботить»
[20]. В итоге было негласно решено: если уж все эти краски так необходимы, пользоваться ими надлежит таким образом, чтобы результат выглядел естественным.
