В это же время от каждого города и деревни потребовали запастись военной амуницией, которую на случай войны будут раздавать бедным горожанам. Небольшие официальные собрания (известные как «особые учения») требовали присутствия на занятиях по военной подготовке всех местных здоровых мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, хотя вскоре началось разделение между избранной группой мужчин, которые регулярно занимались военными упражнениями (тренированное ополчение), и теми, кого призывали лишь для численности, в экстренных случаях (нетренированное ополчение). Мужчин отзывали от плугов (обычно в то время года, когда их отсутствие не слишком сказывалось на работе) на пару дней, и они отправлялись на занятия. Их учили двигаться организованным строем, узнавать барабанные сигналы, которые применяются на поле боя, а также, начиная с 1570 года, обращаться с новомодным изобретением – мушкетами. В коронерских архивах Западного Суссекса за это десятилетие содержится достаточно записей о гибели людей из-за неосторожного обращения с огнестрельным оружием, чтобы доказать регулярность этих тренировочных сборов и заставить усомниться в их эффективности. В мае 1588 года, например, в Ист-Гринстеде собралось 200 мужчин «для обучения стрельбе из каливра» (вид аркебузы). «В стычке, произошедшей во время тренировки», Генри Купер был застрелен, правда, никто так и не решился сообщить, кем именно.
Другие несчастные случаи обычно были связаны с неожиданными выстрелами мушкетов во время переноски, чистки или хранения; один инцидент случился в кузнице, где оружие ремонтировали на наковальне. Не зная, что мушкет заряжен, кузнец ударил его молотом и застрелил одного из подмастерьев. Все эти несчастные случаи говорят о плохих познаниях в оружии и технике безопасности. Тем не менее немалая часть мужчин в эпоху Елизаветы I получала начальную военную подготовку и была привычной к обращению с оружием, которое им выдавали.
Оружие было не только огнестрельным. Аркебузы и мушкеты были дороги, так что и военная практика, и экономика заставляли выдавать многим мужчинам более традиционное оружие – алебарду, длинную прочную палку с лезвием на конце. Главное достоинство алебарды состояло в том, что она была всем знакома, сильно напоминая сельскохозяйственные инструменты, которыми мужчины пользовались в повседневной работе. Обрабатывая живые изгороди и собирая корм для коров, многие мужчины учились наносить сильные, плавные и точные удары топором, а техника срубания людей не слишком сильно отличалась от техники срубания подлеска. Военная подготовка с алебардой или любым другим боевым топором заключалась в обучении пользованию этим оружием таким образом, чтобы, защищаясь, по-прежнему представлять для врага угрозу – в конце концов, кусты, когда вы их рубите, от вас не отбиваются. Но такое знакомство с оружием, конечно, было штукой обоюдоострой: я очень не рекомендую вам спорить с крестьянином, который умеет обращаться с топором.
Огнестрельное оружие и умение с ним обращаться быстро распространялись среди мужского населения
Еще одним стандартным оружием для солдата был меч. Из главного оружия на поле боя мечи постепенно превратились во вторичное, но всей важности еще не утратили. И метательное, и рубящее оружие – от лука и топора до пики и мушкета – должно было находиться на определенном расстоянии от врага, чтобы быть максимально эффективными; в ближнем бою куда полезнее по-прежнему оставались клинки. Мечи были второй линией обороны и для пехотинцев, и для кавалеристов. Они предназначались для использования на более тесной и хаотичной стадии битвы, когда строй уже разорван, а также в неудобном положении, когда места для маневра практически не оставалось. Несмотря на то что мечи уже устаревали, на руках у населения их было больше, чем какого-либо другого оружия, да и качества они были самого разного – на любой кошелек. Их считали, прежде всего, средством самообороны, а не нападения: способом отбиться от нападающего с таким же мечом или алебардой. Впрочем, это не мешало людям применять их и в агрессивных целях.
Если смотреть на все это с точки зрения плохого поведения, то самой по себе доступности оружия уже было достаточно, чтобы вспышка гнева привела к самым серьезным последствиям. Вот, например, что случилось в один прекрасный августовский день в городке Льюис в 1585 году. История основана на показаниях участников и свидетелей в запутанной серии судебных дел, которая длилась шесть месяцев. Естественно, между рассказами разных людей есть значительные разногласия – вплоть до того, что некоторые люди называли разные даты произошедшего. В общем и целом картина перед нами предстает следующая: все началось 6 августа, когда Авраам Эдвардс вышел в поле за домом. У него с собой был лук и стрелы, и, по словам его жены, он собирался попрактиковаться в стрельбе, исполняя свой гражданский долг. Около 11 часов утра Ричард Гудвин, оторвавшись от работы (он делал застежки, которыми мужчины скрепляли дублеты с брюками), увидел, как Генри Янг вышел из дома Джона Бутчера. Ричард обратил на это внимание, потому что ему показалось, что Генри прячет под плащом меч и щит. Генри пошел по Хай-стрит к Западным воротам и вышел из них в направлении церкви Святой Анны. Возможно, оружие принадлежало Генри Янгу, который снимал комнату у Джона Бутчера и в документах значится лишь как «йомен». В какой-то момент выяснилось, что Генри уже ранее участвовал в вооруженной стычке, правда, закончившейся без жертв, так что, возможно, он был из «лихих» («swashbuckling») служилых людей, которого случайно занесло в город – с такими молодыми людьми мы еще встретимся позже в этой главе. Вскоре после того, как Генри прошел через Западные ворота, встревоженная миссис Эдвардс прибежала в дом к соседу Ричарду Чейни, сжимая в руках меч в ножнах, и сказала, что на ее мужа Авраама напали вооруженные люди и вот-вот его убьют. Ричард Чейни занимал довольно высокое положение в местном обществе и привык брать на себя ответственность; в протоколе суда его называют «эсквайр», также упоминая, что он любил заниматься спортивной охотой, а дома у него было не менее трех слуг-мужчин. В этот драматический момент на нем не было рапиры, но он схватил саблю; судя по тому, что в показаниях особенно упомянуто, что у сабли не было ножен, она, скорее всего, висела на стене. Его слуга Томас Ботчер взял меч и ножны, принесенные миссис Эдвардс; времени искать пояса, чтобы повесить на них оружие, не было, так что двое мужчин, держа оружие в руках, вышли из дома через заднюю дверь, чтобы посмотреть, что происходит. Издали показалось, что Авраама Эдвардса спасли его товарищи по тренировкам с луком, и решив, что все в порядке, они вернулись обратно в дом.
Вскоре, однако, снова пришла миссис Эдвардс, умоляя о помощи. Ее муж вернулся домой, но три человека пытаются его убить. Чейни выбежал на улицу, за ним последовал Ботчер, держа в руках меч и саблю. Когда они вошли в дом, Авраам сильно страдал – у него шла кровь из трех глубоких порезов на голове и еще одного, пересекавшего лицо; кроме того, раны были и на руках – судя по всему, он пытался ими прикрываться. Трое нападавших скрылись, но Авраам и его жена назвали их имена. Генри Янг, судя по всему, был не один, когда встретил своего врага в поле: его сопровождали Вильям Гарленд и Томас Брюэр. Началось все со словесных оскорблений. Эдвардс, очевидно, не пожелал уступить, и началась драка. Давая показания, трое нападавших заявили, что оружия у них с собой не было, не считая кинжалов и четырехфутовой «биты для соколиной охоты». Несмотря на то что Генри якобы видели прятавшим щит и меч под одеждой, раны Авраама Эдвардса действительно соответствуют скорее нападению с ножом. Кроме того, трое преступников заявили, что именно приближение Ричарда Чейни и Томаса Ботчера, вооруженных мечами, спровоцировало их следующий ход. Они забежали в ближайший дом, чтобы спрятаться, нашли там три меча и забрали их. Ни в одном из судебных разбирательств не спросили, в чей дом они незаконно проникли и почему там вообще было три меча – возможно, эта ситуация и набор оружия считались вполне нормальными.
