В сером свете зари за окном мелькали пейзажи, похожие на классическую китайскую живопись чернилами – картины с мазками тумана между озерами и неровными горами быстро сменились недостроенными и заброшенными индустриальными парками. Серое небо пронзали подъемные краны, напоминающие гигантские виселицы. Эта унылая зона тянулась почти час, потом поезд замедлил ход. Фред разбудил Ци, и она села, потирая глаза.
– Шекоу? – спросил Фред.
– Не знаю. – Она выглянула в окно. – Я никогда здесь не была.
При торможении поезд вибрировал и трясся больше, чем ночью. Ци пересела напротив Фреда, их колени сталкивались иногда. Серый городской пейзаж за окном представлял собой беспорядочное скопище бетонных коробок с редкими всплесками тропической зелени. А значит, они ехали на юг. У многих зданий, и новых и старых, фасады были изогнутыми. Эти изгибы и зелень придавали городу некоторый обветшалый шик. Высокое бамбуковое строение напомнило Фреду Луну, как и предрассветная серость.
Когда поезд остановился, Ци поднялась и повела Фреда по переполненному коридору и сквозь толпу на платформе. Проходя мимо открытой двери вагона какого-то поезда, она небрежно бросила туда чип. Потом они влились в поток покидающих станцию людей и без проблем прошли через пропускной пункт.
– Если возникнет необходимость, я буду говорить, что, когда училась в Америке, жила в твоей семье, – сказала Ци, пока они спешили по узкой улице. – Никто не удивится, что ты не говоришь по-китайски. «Спасибо» будет сьесье.
– Шеше?
– Почти.
Извилистые улицы в этой части города были очень узкими. Четырех- или пятиэтажные дома по обеим сторонам изгибались вместе с улицей. Ни одно здание не выглядело прямоугольным, и вряд ли их было легко построить, учитывая все эти изгибы. Весь город как будто искривила гигантская гравитационная волна, да так он и застыл.
– Почему все изгибается? – поинтересовался Фред.
Она пожала плечами и огляделась, словно пытаясь понять, о чем толкует Фред.
– Дурацкая прихоть? – предположила она.
Они подошли к площади с открытым рынком – множество киосков и лотков, накрытых натянутым на алюминиевых стойках брезентом.
– «Влажный» рынок
[10], – объявила Ци. – Давай возьмем что-нибудь поесть.
Она потащила Фреда между рядами с пирамидками овощей. Здесь был огромный выбор великолепных баклажанов, огурцов, дынь, моркови и многих других овощей и фруктов, часть из которых Фреду не удалось опознать, он никогда их прежде не видел. От ярких и глянцевых шаров и цилиндров рябило в глазах, отвыкших от цвета за время пребывания на монохромной Луне и ночной прогулки по Пекину. Оранжевый, желтый, зеленый, фиолетовый, красный – все на пределе насыщенности.
Ци остановилась у лотка, чтобы купить авоську, и сложила туда небольшие апельсины и какие-то неопознанные зеленые сферы. После этого они вышли на самую «влажную» часть «влажного» рынка, где в наполненных водой пластиковых емкостях плавали рыбы, крабы, медузы, кальмары и прочие морские обитатели. Над емкостями свешивались проволочные корзины с лягушками и черепахами, а между ними сидели продавцы, болтали друг с другом или просто пялились в пространство. В чистых пластиковых емкостях с булькающей водой Фред увидел устриц и других моллюсков, а еще креветок, лангустов, гребешков и даже морских коньков. Несомненно, живое доказательство гарантированной свежести и, вероятно, ответ на требования к качеству продуктов, до сих пор предъявляемые взыскательными клиентами и китайским правительством.
Они прошли несколько рядов со снедью, хранящейся в этом теплом и влажном климате не в холодильниках. Тощие куры, утки, поросята, ягнята и еще какие-то непонятные животные. Может, тушка черепахи без панциря? Или еж? А может, кролик? Кем бы они ни были при жизни, их мясо продадут сегодня, пока оно еще свежее. По крайней мере, так решил Фред. Но скорее всего, так оно и будет. Обычный китайский город – разве это не означало двухмиллионное население? Или десятимиллионное? И все должны есть. И внезапно вся эта груда еды показалась недостаточной.
Когда они пересекли рынок насквозь, Фреду уже казалось, что он увидел все виды съедобных растений и животных. То ли из-за пребывания Фреда на Луне, или из-за его отравления и тюремного заточения, а может, из-за руки Ци, со всей силой сжимающей его ладонь, без того насыщенные цвета вокруг выглядели все ярче и ярче. Прямо взрыв цвета. Он был оглушен, ошарашен. Его как будто пригвоздили к земле, он с трудом переставлял ноги. Сердце колотилось.
Ци остановилась у полудюжины лотков и заполнила веревочную авоську разными покупками. Теперь она вела его по дальней стороне рынка, они пересекли шумную улицу, запруженную электромобилями и велосипедами, и вышли в другой петляющий проулок. На балконах по обеим его сторонам сушилась на веревках одежда. Двери магазинов на первых этажах выходили прямо на мостовую, никаких тротуаров. Как велосипедисты делили широкие дороги с автобусами и машинами, так и пешеходы сновали на узких улицах между разложенными на столах товарами, велосипедами, тянущими тележки, скрипящими грузовичками с припасами, бродячими собаками и сидящими на перевернутых ведрах стариками. Те болтали о всякой всячине, будто на собственной кухне.
В конце длинной кривой улочки оказался зеленый парк, и Фред снова удивился. В центре парка раскинулось озеро, прямо как с китайского традиционного пейзажа. На его поросших травой берегах стояли древние ивы и сосны, через устье ручья перекинулся горбатый мостик, а в камышах на отмелях расхаживали белые цапли, в двух шагах от устроивших пикник людей.
В рощице из старых сосен по ту сторону мостика люди толпились вокруг музыкантов. Увидев их, Ци потянула Фреда туда. Они остановились на верхней точке мостика, откуда увидели, что озеро и деревья рядом с ним окружены высокими бетонными домами, а над ними возвышаются подъемные краны, поднимающие детали еще более высоких зданий. А за этими кранами на фоне светлого утреннего неба торчали еще более высокие и зеленые горы, увенчанные четырьмя небольшими пагодами.
– Это в порядке вещей? – спросил Фред. – Во всех китайских городах есть парки и озера вроде этого?
– Во многих уж точно. Как и во всем остальном мире, правда ведь?
Они пересекли мост и влились в толпу, собравшуюся вокруг музыкантов. Оркестр состоял почти из тридцати человек, большинство сидело на складных стульях или пластмассовых ящиках и либо играли по нотам с пюпитра, либо вообще без нот. Все внимали движениям дирижера, который жестикулировал и пел. Многие музыканты играли на струнных инструментах, похожих на постройневшие виолончели, в основном двуструнных, и музыканты с воодушевлением водили по ним смычками.
Ближайшие к Фреду и Ци музыканты играли на чем-то, похожем на свирели, только с загнутыми трубками, вроде огромных головок чеснока, а клапаны напоминали клапаны саксофона. Другие инструменты тоже были незнакомы Фреду, и, оглядев всех музыкантов, он заключил, что никогда прежде не видел ничего подобного. Он и не знал, что на свете существуют незнакомые ему музыкальные инструменты. Прислушиваясь к музыке, он понял, что и она для него нечто новое – тонкие заунывные звуки, не очень гармоничные для его слуха. Чужеродные, почти инопланетные. Фред подался вперед и уставился на музыкантов, дрожа от напряженного внимания.
