Та Шу отхлебнул чай и посмотрел на Пэн Лин.
– Хвост виляет собакой?
– Может, и так. Диктат закона всегда был преимуществом Гонконга над материковым Китаем. Они переняли это от британцев и сохранили в течение пятидесяти лет после передачи. Вот почему они достигли такого успеха. Мы отстроили Шанхай в попытке сделать его конкурирующим финансовым центром и немного обуздать Гонконг, но Шанхай всегда принадлежал партии, иностранцы не доверяли ему так, как Гонконгу. Так что можно назвать диктат закона и ценностью для экономики. Он делает нас сильнее.
– Когда ты говоришь «нас», то подразумеваешь партию?
– Нет, Китай.
– Крамольная мысль для члена Постоянного комитета!
– Я не всякому это говорю. Надеюсь, это останется между нами, а кабинет не прослушивается. Мне хочется поделиться с тобой своей точкой зрения.
– Насколько я понимаю, ты хочешь стабилизировать положение, соглашаясь и с новыми левыми, и с либералами. Тут нужно нащупать каждый камешек под ногами!
– Что ж, всем придется перебраться через реку.
– А это не просто принцип двух абсолютов, как у Хуа Гофэна?
[13]
– Нет. Хуа считал, что нужно делать так, как хотел Мао. Это и есть принцип «двух абсолютов». Да брось, я же умнее. Я просто стараюсь предотвратить полный хаос.
– И строительство базы на Луне тоже твоя идея?
Она засмеялась.
– Ох, ну не такая же я древняя! Когда мы отправились на Луну, я еще посещала твои занятия.
– Я знаю. Но это был хороший ход. И потому похоже на тебя.
– Спасибо за такое доверие. Но скажи, почему ты считаешь это хорошим ходом?
– В основном потому, что это придает нашим действиям значимости, стало символом достижений государства.
Она снова засмеялась.
– Теперь припоминаю, почему я была такой плохой ученицей на твоих семинарах. Я ничего не понимаю в фэншуй и тому подобном символизме.
– Но подумай о том, что Китай всегда назывался Чжунго – Срединное государство. Посередине между небесами и землей. А теперь, когда мы обосновались на Луне, это становится правдой. Китай и впрямь оказался между Землей и небесами.
– Значит, все-таки символизм.
– Ну, китайский язык состоит из символов.
– А для меня китайский язык всегда конкретен. Но у меня практический склад ума.
Та Шу кивнул, вспомнив ее давние стихи. Докладные записки в стихотворной форме. В то врем Та Шу любя посмеивался над ней. Но Лин показала ему кое-какие новые возможности поэзии.
– Ну ладно, давай вернемся на Землю, к прозе. Что, по-твоему, нужно предпринять? – спросил он.
Она глотнула чая и задумалась.
– Вот как я это вижу. Если партия собирается и дальше управлять страной, то должна показать, что делает это лучше, чем любая другая система власти. И что члены партии не получают преференций по сравнению с другими. Тут нужно достичь хрупкого равновесия, а потому придется нащупывать каждый камешек под ногами, ты прав. Практика – единственный критерий истины, разве не так говорил Дэн Сяопин?
– Да. Но насчет этого я всегда сомневался. Практика должна иметь направляющие принципы, а истина должна быть верной.
– Да, но ведь у Дэна Сяопина все изречения такие. Как и у партии в целом, как и в Книге перемен, и у Лао-цзы. Все они звучат общо и нуждаются в интерпретации.
– Это верно, – согласился Та Шу. – «Поступай правильно, и получишь нужный результат». – Он глотнул чая, а Лин засмеялась. Похоже, у нее было хорошее настроение, и Та Шу спросил: – У тебя есть крепкие союзники в Постоянном комитете?
– Чань Гуолян, как я уже сказала. Мы отлично сработались.
– А председатель Шаньчжай?
Она нахмурилась и бросила на него многозначительный взгляд – даже наедине кое о чем лучше не говорить.
– Мы стараемся как можно плодотворнее сотрудничать с ним и его людьми.
– А кто его люди?
– Его поддерживает министр госбезопасности Хою.
– Это и есть источник разногласий?
– Один из них. Скоро Двадцать пятый съезд партии, так что подковерная борьба кланов разгорается все сильнее. Существуют тайные группировки и супертайные. А учитывая, что Гонконг сравнительно недавно вернулся в общее русло, время сейчас смутное.
– А что насчет иностранцев? Американцы тоже участвуют в этих распрях?
– Нет. Им бы со своими проблемами разобраться. Их собственные граждане пытаются обанкротить финансовые учреждения, чтобы взять их под контроль. Достойная идея, но все там просто с ума посходили. А нам они и в лучшие времена не уделяли слишком много внимания.
– Хм… – Та Шу задумался. – И что же делать с Чань Ци и моим американским другом?
– Ты не сможешь самостоятельно найти китаянку в Пекине. Чань отправит своих людей этим заниматься, и у них может получиться. Я тоже отправлю своих. У меня есть кое-какие собственные каналы. Женские спецотряды сил безопасности, и некоторые подчиняются мне напрямую. Женщины любят помогать другим женщинам.
– Они используют программу, с помощью которой граждане помогают полиции?
– Да. Большинство дружинников ей пользуются.
– Они беспартийные?
Обычно это означало слабость.
– Нет. Граждане, которые присоединились к такой сети, улучшают свой рейтинг, им это удобно. В сети почти полмиллиарда человек, но конечно, это означает, что приходится обрабатывать слишком большой объем данных, и этим занимается несколько организаций.
– И ни одна организация не сопоставляет все данные?
– Вообще-то нет. Некоторые пытаются, но другие возражают. Подковерная борьба. Волидоу. И она в самом разгаре.
– То есть существует Большой глаз, но никто не знает, что он видит?
– Именно так. Он как глаз мухи, состоящий из тысячи частей.
Та Шу вздохнул.
– Как я вижу, ты все-таки кое-чему научилась на занятиях поэзией.
– Ты про глаз мухи? – засмеялась она. – А как же иначе?
– Пожалуйста, скажи, что я могу сделать, – сказал Та Шу. – Мне хочется помочь этой парочке. Если ты заглянешь внутрь Большого глаза или в какую-нибудь ячейку глаза мухи и найдешь что-то интересное, дай мне знать.
