– Мне не нравятся подобные программы, – поджал губы Фред. Ци снова засмеялась, теперь уже по-настоящему.
* * *
Они сидели в комнате и потели от жары. Фред – в кресле, Ци растянулась на кушетке, тяжело дыша и покрываясь потом. Почти постоянно включался и ворчал холодильник, на октаву ниже, чем свистящий гул кондиционера у окна, а тот включался еще чаще. Причем происходило это в разное время. Фреда ужасно раздражал этот шум. Когда кондиционер работал, становилось холодновато, а когда отключался, тут же становилось слишком жарко.
Ци ерзала на кушетке, раскидываясь то так, то эдак, и охала, пытаясь устроиться поудобней. Когда она дремала с открытым ртом, то была похожа на ребенка. Она готовила острые блюда и поражалась, как Фред умудряется жить на одном рисе, твердила, что он заболеет или до смерти заскучает. А еще говорила, что сама его способность выдерживать скуку наводит скуку. Она ковырялась в книгах на полке, пробуя одну за другой, а потом отбрасывала их и пялилась в потолок. Их навестила семейка маленьких гекконов, висящих вниз головой. Фред гадал, передали ли его родным, что он жив.
А еще – пытаются ли в его компании найти его и помочь. И можно ли применить алгоритм Шора, использующий квантовую суперпозицию при разложении больших чисел на простые множители, для определения длины отдельного момента существования. Он наверняка длиннее, чем планковская единица времени, то есть время, за которое протон, двигаясь со скоростью света, пройдет зону Паули, где не могут одновременно существовать две частицы. Этот минимальный интервал равняется 10-44 секунды.
А отдельный момент существования длится секунду, а может, и три, как казалось Фреду. То есть, по сравнению с минимальным интервалом, практически вечность. И если сравнивать пропорционально, то больше относительно минимального интервала, чем вся жизнь Вселенной относительно секунды. Хотя длительность жизни Вселенной – вопрос спорный. Фред задумался о том, какое самое большое простое число может назвать.
Каждый час Ци ходила в ванную. Появлялась она оттуда раскрасневшейся и оживленной.
– Что читаешь? – спрашивала она Фреда, если он читал.
– «Шесть записок о быстротечной жизни» Шэнь Фу.
– Это же классика, – простонала Ци.
– Довольно интересно.
– И что там? Какое предложение ты сейчас читаешь?
– «Не используй слишком мелкоячеистую сеть, учит нас Мудрец».
– Умоляю, только не Конфуций! Что-нибудь другое.
Фред перелистнул страницу.
– «Мимо меня летят облака. Кто сыграет на нефритовых флейтах, когда над городом и у реки зацветут деревья?»
Ци вздохнула.
– Нам нужна другая книга.
Она выбрала толстую потрепанную книгу в мягкой обложке под названием «Новеллы за восемь центов».
– Надеюсь, эта книга стоила восемь центов. – Ци начала читать: – «В такую ловушку он еще не попадал и, какие бы умственные усилия ни прилагал, не видел из нее выхода». Интересно, как же он выпутается?
– Читай дальше, – попросил Фред.
– «Когда он бросил в печку все дрова, какие туда помещались, и листы железа раскалились докрасна, он перестал подкидывать хворост. Они надежно закрепили на себе золото и были готовы в любой момент дать деру.
„Как только все взорвется, бежим!“ – сказал мальчишка». Постой, то есть сначала все взорвется, а потом они побегут? И каким образом их не погребет под собой взрыв?
– Читай дальше, – повторил Фред.
Теперь они каждый день посвящали несколько часов чтению вслух. Они прочитали все восемь восьмицентовых новелл – каждая занимала около двадцати страниц тощей книжки. Они часто смеялись, хотя неприкрытый расизм книги частенько вызывал восклицание Ци: «Вот видишь? Видишь?» Но такие же возгласы и смех вызывала у нее и китайская книга с цитатами Мао, которую она наскоро переводила для Фреда. На следующий день они менялись – она читала Мао, он новеллы, а потом перешли к толстенному справочнику по птицам, который выбрал Фред, заметив яркую красную птицу через кухонное окно.
– «Народы всего мира, наберитесь храбрости, боритесь, и несмотря на все трудности, двигайтесь вперед, волна за волной. И тогда весь мир будет принадлежать народу. Все чудовища будут уничтожены».
– Это же интерпретация волны-пилота, – заметил Фред.
– Ага! Так что же, теория волны-пилота – это ленинизм?
– Не знаю, а что это значит?
– Не знаешь? Да брось! Ленинизм – это именно то, чем я занималась в том подвале в Шекоу.
– Понятно, – сказал Фред, хотя ничего не понял. Он прочитал в справочнике по птицам: – «Красноглазый тауи. Глаза красные». Вот спасибо, что сообщили! «Размером меньше малиновки, шумно возится в палой листве. Голос: чирикает или пищит и щелкает. Чирк-чирк-уиии».
Фред с удовольствием повторил эти звуки.
– «Реакционеры – это бумажные тигры, – прочитала Ци. – С виду они пугают, но на самом деле не имеют власти. В долгосрочной перспективе властью обладают не реакционеры, а народные массы. Борись, проигрывай и снова борись, и так далее – вот логика народа».
– В долгосрочной перспективе, – повторил Фред. – И сколько это времени?
– Не смейся, – велела Ци. – Я люблю Мао. Вот, послушай: «Не иметь верных политических взглядов – это как не иметь души». Слышал такое?
– Да, – ответил Фред. – Но правильно ли это?
– Возможно, ты поймешь это по следующей цитате. «Откуда берутся правильные идеи? Падают с неба? Нет. Рождаются в разуме? Нет. Они исходят от общества, и только от него, от трех ипостасей общества – стремления изобретать новое, классовой борьбы и научного эксперимента».
– Это интересно, – сказал Фред.
Ци кивнула и прочла:
– «История человечества – это непрерывное развитие от государства необходимости до государства свободы». Надеюсь, ты знаешь, что это Маркс, хотя, конечно же, не знаешь.
– Граучо или Харпо?
[16]
– Ха-ха! Вот, послушай Мао, это важно. «Этот процесс никогда не заканчивается. В любом обществе, где существуют классы, никогда не прекращается классовая борьба. В бесклассовом обществе никогда не прекращается борьба между новым и старым, между правдой и фальшью. В борьбе за выпуск продукции и в научных экспериментах человечество постоянно прогрессирует и меняет природу, оно никогда не остается на том же уровне. А значит, должно продолжать исследовать, изобретать, созидать и двигаться вперед. Нет места для стагнации, пессимизма и самоуспокоения, потому что они не согласуются ни с историческими фактами, ни с социальным развитием, ни с тем, что мы знаем о природе, как показала история небесных тел, жизни на Земле и другие природные феномены». Он несомненно говорит тут о квантовом мире.
