Снаружи послышался шум, дверь распахнулась, и в глаза ему ударили мощные снопы света, разрезавшие комнату на белые и черные куски. Его схватили под руки и подняли в воздух.
– Вы арестованы, – раздался голос.
Глава тринадцатая
bēi āi
Бэй ай
Печаль
Возвращение на Землю, путешествие между двумя мирами. В невесомости и тесноте, в печали и скуке. Его сожаления были бездонны, как звездный космос за иллюминатором. Та Шу не мог заставить себя ни читать, ни смотреть кино, ни говорить со своими зрителями. Не мог даже думать. Оправившись от привычной перегрузки старта, он мог лишь перемещаться с койки на кресло и обратно, глядя на обновляемые данные из пекинской больницы, каждый раз на один иероглиф длиннее. Серьезный приступ. Она больна, при смерти. Приезжайте как можно скорее.
Его мысли либо блуждали, либо лихорадочно скакали, либо отсутствовали вовсе. Тянулось время. Та Шу вспоминал своего друга Чжоу Бао, терпеливо наблюдающего, как Земля восходит, вращается подобно стрелке часов и скрывается за белыми лунными холмами. Друг так далеко от дома. Человек, который смело встретит несчастье. Он сумеет. Он наслаждается восходом Земли и пишет стихи.
Та Шу подошел к иллюминатору и посмотрел на Луну, сейчас почти полную и почти такую же маленькую, как когда она восходит на востоке над земными холмами. Такая белая, такая мертвая. Думая о Чжоу Бао, Та Шу отстучал несколько букв на браслете. Потом, вспомнив Фреда, перевел поэму на английский, отдав дань дружбе. Писать на английском было непросто, и он воспользовался старинной англо-саксонской формой, с разрывом в каждой строке – таким представлялся ему этот язык.
Луна, словно смерть,
твою жизнь забирает
И камни —
все в прах превращает.
Ни древа, ни неба,
ни вздоха, ни твари:
Все, даже пыль,
пропали.
Строга, холодна
и зловеще искрится.
Любой, кто глядит,
покорится.
Ты мнишь,
что ты сильный,
Ты мнишь,
что живой.
И с этим
легко примириться.
Однако Луна
Не согласна с тобой,
Ведь завтра
все может случиться.
* * *
Шаттл яростно затрясся, войдя в атмосферу, как падающая звезда, в конце огненного спуска раскрылся парашют, опустивший корабль с пассажирами на широкое пространство космопорта Баян-Нур. К спусковому модулю подъехал большой автобус с колесами выше человеческого роста, и пассажиров проводили в него. Та Шу снова ощутил всю тяжесть земной гравитации, снова превратившей его в инвалида. Автобус покатил к терминалу. Там Та Шу согласился надеть корсет, чувствуя себя пристыженным, хотя большинство пассажиров делали то же самое. Потом он поковылял на скоростной поезд в Пекин – дорогой, но чуть быстрее самолета. Почти все пассажиры были в экзоскелетах, с покрасневшими глазами и осунувшиеся. Снова на Земле.
* * *
Во время пересадок Та Шу сосредоточился на том, чтобы приспособиться к костюму и не упасть, а потом с облегчением плюхался на сиденье в каждом поезде. Пекин бурлил, как будто все жители разом решили куда-то пойти. Когда вагон метро выехал из-под земли, Та Шу без особого любопытства уставился в окно. Как всегда пробки. Небо по-прежнему голубое, и это все еще удивляет. Посреди безумной толчеи машин по-прежнему снуют велосипеды с тележками. Удивительно наблюдать за таким отважным безрассудством. Несомненно, эти люди всю жизнь так рискуют. Все равно что моряки в море. Опасно, но необязательно смертельно. Образ жизни. Внезапно он понял, что все похожи на этих велосипедистов. Однажды задавят каждого.
Наконец, он осторожно вошел в больницу, где лежала мать. Прошло два с половиной дня после того, как ему передали сообщение. Он расписался у администратора, и его провели в палату. Мать обнаружили дома, лежащей на полу, сказали ему по пути. Видимо, обширный инсульт. С тех пор она так и не пришла в себя. Это случилось всего за пару часов до того, как ему сообщили. Значит, три дня назад.
Мать была подсоединена к мониторам, из носа у нее торчали трубки.
– Пришел ваш сын, – сказала ей медсестра.
Она приоткрыла правый глаз. Левая часть парализована, как объяснила медсестра. Та Шу сел на стул с правой стороны кровати. Мигали мониторы, гудели аппараты, входили и выходили сестры. В какой-то момент мать очнулась. Она с любопытством посмотрела на него, словно не понимая, что происходит. В ее взгляде Та Шу прочел, что она не знает, ни кто он, ни кто она, ни где они.
– Тэшу чанхэ, – с усилием произнесла она. – Особый случай.
А потом снова отключилась.
Через некоторое время Та Шу задремал на стуле. Посреди ночи обоих разбудил какой-то шум. На этот раз мать взглянула на него и прошептала:
– Почему ты здесь?
– Ты больна, – объяснил он. – Я приехал, как только смог.
Она снова заснула.
Сидя на стуле в экзокостюме, под тяжестью гравитации, но в то же время в душевном вакууме, он не находил удобного положения для сна. В конце концов Та Шу поставил два стула напротив друг друга и свернулся на них, головой на одном, а ногами на другом, нажав на костюме кнопку, чтобы зафиксировать его, так что он служил чем-то вроде доски, соединяющей стулья. Это сработало.
Когда он снова проснулся, его руку мягко сжимала медсестра.
– Мне жаль, – сказала она. – Ваша мать скончалась несколько минут назад. Мы были в коридоре.
Та Шу нажал на кнопку, чтобы привести костюм в движение, и встал. Мать лежала на больничной койке и выглядела спящей, моложе лет на десять или больше. Только бледнее и спокойней. Та Шу поцеловал ее в лоб, выпрямился и вышел.
* * *
После всех необходимых формальностей он прошел десять или двенадцать кварталов до ее дома. Больше ему некуда было идти, свою квартиру на время отъезда он сдал ассистенту из своей программы.
В материнской квартире все было в точности так же, как в его последние визиты. В этих двух тесных комнатках она прожила больше двадцати лет. Теперь они опустели, хотя мебель и вещи молча вибрировали вокруг, словно говорили вместо нее. Она как будто вышла в крохотную ванную и вот-вот его позовет: «Та Шу?» Он почти слышал, как она это произносит, привычный тембр голоса с восходящими интонациями, вопрос, который она каждый раз вкладывала в его имя. «Та Шу?»
И вдруг он действительно услышал ее голос. Он вздрогнул внутри экзокостюма. На самом деле в комнате стояла тишина. Он задумался – а что, если он и впрямь услышал бы ее голос из соседней комнаты, каково это – услышать призрака. И ему стало страшно находиться в одиночестве в ее квартире. Потом волна страха отступила, он понял, что находится в полном одиночестве и бояться нечего. Осталась только печаль.
Нужно здесь прибраться. Раздать мебель, одежду, кухонные принадлежности. Раздать или выкинуть. У нее накопилось столько хлама. Но всегда найдутся люди, которым это пригодится. Эти вещи поселятся с ними. И проживут дольше.
