Адам сжимает клитор между пальцами, и я кончаю так сильно, что живот сводит судорога. И лишь угасающей крохой сознания понимаю, зачем нужно было открыть рот: Адам жадно ловит губами мой крик, как будто это что-то равноценное взамен полученному удовольствию. У него бледная кожа — и кожа губ кажется невыносимо сочной.
Я в третий раз готова униженно просить о поцелуе, но, слава богу, все равно не смогу произнести ни слова еще пару минут.
У моего первого за год оргазма вкус июльского дождя, прощенных грехов и мужчины, которому я не нужна.
Я лежу спиной на своем муже и пока пытаюсь отдышаться, Адам ненавязчиво рисует пальцем узоры вокруг пупка, осторожно возвращает вещи на место и, когда опускаю взгляд, к щекам приливает стыд — соски все еще болезненно твердые, торчат под футболкой, словно иллюстрация к порно ролику. Когда пытаюсь прикрыться дрожащими руками, Адам аккуратно, но твердо, толкает меня обратно. Голова снова откидывается ему на плечо — и даже в темноте я вижу влажные следы своих поцелуев на его шее. Хочется пригладить их пальцами, словно случайные складки на идеально отглаженной рубашке, но я оказываюсь совершенно беспомощна перед потоком приятной неги. Меня словно уложили на теплый песок, и мягкий прибой накатывает на кончики пальцев, постепенно поднимаясь выше и выше, каждый раз унося с собой напряжение и нервы.
— Если Додо заплачет, мы услышим, — говорит Адам, и теперь обе его ладони у меня на животе.
Он так и не снимает обручальное кольцо — ни разу не видела, чтобы судорожно тянулся за ним в карман или забывал на столике в спортивной комнате. Нет ни единой причины думать, что Адам может снимать кольцо за пределами дома, это не в его стиле: делать что-то украдкой, прятаться и юлить. Я пытаюсь вспомнить случаи, когда ловила его на вранье — и в голову ничего не приходит. И как будто щелкает что-то — Глеб постоянно мне врал. Даже в незначительных мелочах, даже по таким пустякам, что и сквозь слепую любовь я понимала — он просто не умеет иначе. Я тогда много чего понимала, но как любая безнадежно влюбленная женщина верила, что смогу что-то изменить, стать той единственной, ради которой повеса и лжец станет Настоящим Мужчиной.
— Спасибо, — произношу совершенно невпопад. «Спасибо, что дал мне поплакать»? «Спасибо, что стал жилеткой»? «Спасибо, что подарил удовольствие»?
— Ты не обязана оставаться одна, Полина, — спокойно, будто совсем ничего не произошло, говорит Адам. Он всегда такой сдержанный, что в те моменты, когда я не наслаждаюсь покоем за его широкой спиной, мне хочется ударить его побольнее и увидеть хоть проблеск злости.
— Предлагаешь и дальше плакаться тебе в плечо?
Во мне нет ни капли сарказма, я почти с замиранием сердца жду его короткого «да». Потому что сейчас мне просто невозможно хорошо и спокойно, и в этом целиком заслуга моего мужа, который, похоже, даже не думает о том, чтобы попросить то же самое взамен. А я хочу. Хочу дать ему хоть что-то: пусть хотя бы руками. Я ведь чувствую, что он завелся: достаточно просто «случайно» скользнуть бедрами вверх — и мне в макушку раздается приглушенный вздох.
«Я настолько тебе неприятна?»
— Предлагаю просто не забывать, что у тебя есть муж, а я в это понятие вкладываю больше, чем общий ребенок и официальная регистрация.
— Я тоже, — как эхо, отзываюсь в ответ на его слова.
И на этот раз не умышленно верчу задницей, устраиваясь поудобнее. Адам опускает руку, сжимает пальцы на моем бедре, и я скорее чувствую, чем слышу его предупреждающее: «Не нужно». Его «не нужно» — это как насмешка над влажной тканью шорт у меня между ног. Поэтому я придвигаюсь к его шее и делаю то, что продиктовано лишь импульсом — я делаю ему предложение.
— Завтра суббота, пойдем погулять?
Вот так просто, словно мы самая обычная семейная парочка, которая ждет выходных, чтобы проводить вместе каждую минуту. А ведь я даже не знаю, есть ли у него планы на эти дни. Может быть, у Адама уже есть другая женщина, может быть, Ира снова вернула его в свою постель. Может быть в эту секунду, когда его ладонь поднимается вверх по моему бедру, ныряя в изгиб талии, Адам придумывает формулировку про мою очередную попытку нарушить границы наших деловых отношений.
Плевать. Мне страшно услышать отказ, но после феерического оргазма — так пишут в журналах и на форумах — женщине простительно поддаваться безумствам.
— Я хочу сделать фотографии Додо… с тобой.
— Не люблю фотографироваться, ты же знаешь.
Да, я знаю. Он не любит попадать в объективы случайных фотокамер, он не любит позировать «для дела» и даже для статьи в финансовый альманах.
— Но можно попробовать, раз уж ты даже плюшевую овцу сняла так, что она похожа на Мисс Вселенная.
Адам согласился?
От неожиданности я пытаюсь повернуться, но у меня все еще болят швы, и со стороны мои попытки напоминают возню тюленя на лежбище. Адам откидывает голову назад, но я настойчиво хватаю его за щеки и вынуждаю посмотреть прямо на меня. Он резко уводит голову, но на этот раз он посмотрит на меня, даже если придется расцарапать всю его брезгливость. Мне нужен его взгляд, нужнее, чем следующий вдох. Я как будто впервые в жизни готовлюсь открывать подарок в большой коробке с яркими лентами и точно не готова расстаться хоть с каплей впечатлений.
Только бы Доминик поспал еще немного…
— Полина, что за блажь? — Адам немного хмурится, но мне все равно больше некуда отступать, и через минуту бесплотных попыток он сдается.
У него не просто карие глаза: они похожи на какие-то драгоценные камни того глубокого коричневого цвета, который бывает только у дорогой и редкой породы. Насыщенный цвет, углубленный темными ресницами и капелькой раздражения. Куда я смотрела раньше? Почему не видела?
— Ты пойдешь? Правда?
— Не имею привычки менять решения со скоростью звука.
Он просто непрошибаемый. Что бы там ни пряталось в этой темноволосой гениальной голове, оно скрыто больше, чем за семью печатями — и Адам ревностно охраняет свое сокровище.
Может, если я помогу ему расслабиться, он потеряет бдительность?
Мои намерения слишком очевидны, потому что Адам понимает их до того, как моя рука опускается к поясу его домашних джинсов. Он просто сжимает мои пальцы и предлагает:
— Давай не будем все усложнять.
— Давай! — зло откликаюсь я — и в трубке радио-няни раздается первый, еще не очень громкий крик Доминика.
Глава девятнадцатая: Адам
Мы выбираемся на прогулку только вечером.
Весь день идет дождь, и после обеда я почти готов вернуться в офис и сделать то, его не делал ни разу в жизни — нарушить свое обещание. Хотя, если придираться дословно, я не давал клятв, я просто обозначил, что не считаю идею совместной прогулки чем-то фантастическим. На тот момент действительно так и думал.
