— Берем эту? — спрашивает Полина. Ей тоже плевать на форму и упругость матраса. Мы оба в курсе, что покупаем символ.
— Мне подходит.
— Лишнее отпилим, — добавляет она и пытается спрятать улыбку от собственной шутки.
Пока она занимается деталями — выбирает с консультантом обивку и заказывает другой матрас, мне звонит помощница. Сразу говорит, что разузнала про Франца. Прошу коротко рассказать самое важное и одиозное, если такое есть. Почему-то совсем не удивляюсь, что он был связан с криминалом, и речь совсем не о подпольных казино, а о полных отморозках. Именно с этими ребятами сколотил начальный капитал, потому открыл модельное агентство и на какое-то время выпал из жизни, залег на дно. Снова появился буквально несколько месяцев назад уже в качестве продюсера Андреева и еще двух женских групп, которые я про себя называю «Поющий силикон».
Марина пересказывает мне свои находки, а я слушаю, изредка поддакиваю и наблюдаю за Полиной: она забирает волосы за ухо, кивает, пока парень что-то показывает ей в каталоге, потом потирает пальцами образцы материалов. Наверное, я бы знал, что в прошлом она хотела стать певицей или моделью. Внешность у нее подходящая, но для подиума не хватает минимум десяти сантиметра роста. И так, что же тогда их связывает: мою маленькую жену и жирного борова, в прошлом хахаля ее сестры? И вопрос номер два: почему Полина его боится? Моя бесстрашная Пандора, которая умеет и практикует хождение по головам, вдруг испугалась какого-то толстяка?
Глава двадцать девятая: Адам
У жизни свое понимание о том, когда и что должно происходить, и если раньше я просто подозревал, что ей в принципе чихать на планы простых смертных, то теперь точно это знаю. Не успеваем мы выйти из мебельного салона, а у меня снова разрывается телефон. И на этот раз дела дрянь.
Всю следующую неделю я практически живу на работе. Без преувеличения. Дома появляюсь на полчаса, но и этих тридцати минут достаточно, чтобы дважды натолкнуться на Полину за странным занятием. Она что-то пишет на ноутбуке. Понятия не имею, что, но слишком быстро захлопывает крышку, когда я застаю ее врасплох. Мне хочется найти логическое объяснение ее поведению, но что-то во мне настырно шепчет: зачем скрывать то, что можно не скрывать?
Наверное, я просто стал слишком подозрительным, потому что до меня начали доходить слухи, что вокруг моего бизнеса начала собираться шайка акул, промышляющих скупкой финансовых империй по кускам. Шакалы, которые не научились создавать, зато хорошо конкурируют друг с другом в скорости отрывания самых лакомых кусков. Я и раньше не был обделен вниманием этих товарищей, но в последние дни их активность просто зашкаливает. С учетом того, что никакого обвала цен на акции не было, и кривая успеха идет стабильно вверх, это наталкивает на херовые мысли. Например, на те, что касаются моей болезни. Когда же еще громить финансовую империю, как не в дни, когда ее император будет валяться при смерти.
Но я совершенно уверен в своей помощнице, как уверен и в тех врачах, с которыми поддерживаю постоянный контакт. А, значит, это просто совпадение. Даже если мне проще поверить во второе Пришествие, чем в это «совпадение».
В пятницу приезжаю домой около семи вечера — первый раз за всю неделю так рано. Уставший, с такой тяжеленой головной болью, что сейчас башка годится разве что в качестве чугунного шара, которым сносят старые дома. И болтает меня так же. А еще я голодный до зубного скрежета, но стоит сунуть нос в холодильник, как глотку скручивает тошнота. Даже фрукты в вазе пахнут как продукты нефтепереработки, а у моего любимого яблочного сока вкус застоявшейся воды. Пытаюсь проглотить хоть немного, но в итоге просто выплевываю в раковину.
Есть еще один специалист, к которому я смогу попасть только в конце месяца, но это хоть что-то на фоне полной безнадеги по всем другим фронтам. У него неплохие рекомендации и внушительный список успешных удалений похожих опухолей, но у меня, как обычно, «все очень сложно».
Снимаю пиджак и галстук, расстегиваю верхние пуговицы и споласкиваю лицо холодной водой. Набираю немного в ладони и споласкиваю рот, надеясь, что хоть немного избавлюсь от противного вкуса, который как будто въелся в слизистую.
Стук за спиной заставляет обернуться.
— Добрый вечер, Адам, — здоровается Полина, и я на всякий случай еще раз бросаю взгляд на часы.
Может, у меня помутнение какое-то, потому что оделась она явно не для того, чтобы укладываться спать. С моей головой все в порядке: стрелки показывают десять минут восьмого вечера. Полина замечает мой взгляд, но вообще никак не реагирует.
Ей очень идет темно-синее узкое платье. Закрытая спина и отсутствие декольте, но широкий вырез до самых ключиц превращают ее в раскаявшуюся грешницу: целомудренно и порочно. Ну или это просто я дурею от воздержания. Сколько дней уже? Даже не пытаюсь считать, потому что для таких цифр есть одно единственное слово — много.
Она распустила волосы, но подобрала их винтажной заколкой с одной стороны. Голубые камни красиво блестят в лучах вечернего солнца. Я спускаюсь взглядом по ее ногам, отмечаю про себя витиеватые серебряные пряжки на ремешках туфель.
— Собираешься погулять? — Отворачиваюсь. Проклятая рубашка натирает кожу, словно наждачная бумага. И дело совсем не в ткани, дело во мне.
— С подругами, — говорит Полина.
— Теми, которых у тебя нет? — Стаскиваю рубашку, выдыхаю с облегчением.
— Успела найти.
— Рад за тебя. Развлекайся.
Прохожу мимо, хотя в дверях мы все равно сталкиваемся друг с другом. Это так близко, что на моей груди останется запах ее духов. Что-то неуловимо тонкое и сладкое. Странно, что чувствую аромат так хорошо — минуту назад даже персики воняли гнилью.
— Я сказала няне… — начинает она, но я вываливаюсь наружу, подальше от ее волос, глаз и ключиц.
— Все в порядке, я присмотрю за Домиником.
Она уезжает на «Порше», и даже когда шум мотора давным-давно стихает, я пытаюсь понять причину, по которой Полина впервые мне соврала. Нет у нее подруг.
Что бы я сделал, если бы она призналась, что идет к… да, блядь, хоть к кому?
Вариантов много, но больше всех мне нравится тот, где я к чертовой матери рву ее платье.
Час я просто брожу по дому. Впервые так жестко туплю, потому что не знаю, чем заняться. Мои мозги спеклись окончательно, если я еще хоть немного напрягу их цифрами или нагружу работой, то точно сгорят предохранители. Чувствую себя телевизором, у которого сломался штекер, и его включили в розетку просто двумя оголенными проводами. Чуть дернет неосторожным сквозняком — и кино закончится.
Не думать о синем платье.
Не думать о голых ключицах.
Не думать о том, что она писала на своем ноутбуке, и ни в коем случае его не включать. Кто знает, что за секреты прячет Пандора, и зачем она это делает. Какая-то извращенная переписка? С Андреевым? С кем-то другим?
