Я чувствую ладонь Полины сверху своей: она тоже дрожит, и пальцы отчаянно забираются между моими пальцами, чтобы удержать плотный контакт. Ей страшно?
Поворачиваю голову набок, открываю глаза и одновременно сплетаю наши пальцы в плотный замок. Полина совершенно растрепанная, с припухшими губами и взглядом, в котором плещется так много вопросов, что я не успеваю прочесть ни один из них. Просто смотрю, как она поправляет волосы, уводит за ухо тяжелые пряди.
Мне нравится цепь, которой она ко мне прикована. Эти ее слова высечены тонкими шрамами на моей коже.
— Все… хорошо? — тихий несмелый вопрос. Стеснение, граничащее с пороком. Чистый порох, который только что рванул так, что меня обожгло на всю жизнь.
Притягиваю ее к себе. Хотел бы нежнее, ласковее, но не могу. Хотя, кого я обманываю? Я хочу ею владеть. Не тискать, словно куколку, не сдувать с нее пылинки, как с холодной тонкой стекляшки. Хочу сжать до хруста в ее костях, до болезненного вздоха из распахнутых губ моей Пандоры. И, возможно, она попросит еще.
— Адам, — шепчет мое имя, когда я вдавливаю ее в свое тело так сильно, что мы сливаемся, как две материи, полностью заполняя друг друга. — Больше не закрывайся от меня.
Она мотает головой, пытается — хоть я мешаю это сделать — поднять голову. Заранее знаю, что обречен на поражение, но пытаюсь держать лицо, чтобы сохранить хотя бы видимость того, что сегодня в нашей постели я не был совсем уж на вторых ролях.
Мы снова смотрим друг на друга, и проклятое сердце все-таки толкается ей навстречу. Ее «Поцелуй меня» я слышу уже когда раскрываю ее губы своими губами. Точно помню, во всех деталях, в каждой даже незначительной подробности тот день, когда она попросила это в первый раз, и как бы я ни старался — мне не удается найти отличия. Разве что сейчас голос Полины немного охрип, и она говорит каким-то надрывным шепотом, словно коленопреклоненно просит прощения перед высшим судом. Моя Пандора словно ждет, что это будет еще одно «нет» от меня. И с облегчением выдыхает, обвиваясь вокруг меня собой, руками и ногами, проникает в уязвимые места на теле, как омела.
Она только что сделала самый охеренный в моей жизни минет, и мне не хочется быть неблагодарной скотиной, но все же… Этот поцелуй — он как откровение, как исповедь, моя и ее. Наши рты заняты беззвучным шепотом, от которого звенит в ушах, словно мою голову сунули в самый большой колокол.
«Ты правда моя? Вся без остатка?»
«Ты правда мой? С каждой из ран на сердце?»
«Ты откроешься мне, Пандора?»
«Ты не испугаешься моих демонов и проклятий?»
— Поехали за город? — слышу с запозданием собственный вопрос. — Дом уже достроили, нужно обновить до осени.
«Да» — и Полина снова прикипает ко мне губами.
Глава тридцать вторая: Полина
Я беру с полки бутылочку с витаминным напитком, кладу в тележку. И, спохватившись, беру еще одну, украдкой поглядывая на Адама у соседней полки. Он как раз поджимает губы, немного смешно раздувает щеки, когда пытается сосредоточиться. Откидывает голову назад, чтобы убрать челку с глаз. Улыбаюсь, потому что непослушные волосы снова падают на глаза. Я сжимаю ладонь, вспоминая, какие они мягкие и густые, и как приятно зарываться в них сразу всей пятерней, сжимать в кулаке.
Адам чувствует мой взгляд, поворачивается — и мне требуется усилие, чтобы не спрятать взгляд. Кажется, несмотря на прошлую ночь, на сон в одной постели, несмотря на то, что мы поочередно сменяли друг друга у кроватки Додо, я все равно не имею права смотреть на него, как на своего мужчину.
Между нами всего метр, но это расстояние такое огромное, что в груди саднит от досады: как я недосмотрела, что мы снова так далеко друг от друга?
Адам подходит почти вплотную, не глядя, бросает в общую кучу покупок два маленьких треугольника с банановым соком. Тянет спросить, откуда он знает, но муж подталкивает меня к полке, сжимает бедра ладонями и вынуждает встать на носочки. У нас все равно приличная разница в росте, и Адаму приходится сделать шаг назад, чтобы нагнуться под комфортным для поцелуя углом.
Первый поцелуй за утро. Горячий, жадный, неторопливый, как сладкий дым в голове. Его губы крадут меня у реальности, наполняют голову бессовестными мыслями о том, чтобы бросить покупки, оставить тележку и поискать укромный уголок прямо здесь.
Запускаю руки ему под футболку, провожу руками по животу — и Адам резко втягивает воздух, практически лишая меня дыхания.
— Ничего же не успеем. — Это не вопрос, даже не сожаление. Просто дань тому факту, что мы все утро кружим друг вокруг друга, словно планета и спутник, ищем подходящую для сближения траекторию и вот-вот столкнемся до нашего личного маленького супер-взрыва.
— Не успеем, — соглашаюсь я. И когда его губы перебираются на мою щеку, а оттуда — на ямку у плеча, приходит моя очередь искать спасительную порцию кислорода.
Еще немного — и кто-то из нас сделает роковое неверное движение, от которого все содержимое полок полетит вниз. И мне даже хочется ускорить эту случайность, чтобы посмотреть, как мокрая от сока ткань прилипнет к его телу, попробовать сладкую жидкость из ямки у него над ключицей.
— Ты что делаешь? — Он замечает мою дурацкую попытку стукнуть пяткой по стойке.
— Провокацию, — смеюсь я. — Хочу Адама со вкусом апельсинов. — Он широко улыбается, так, как умеет улыбаться только он, и я слишком громко выдыхаю, сраженная — в который раз — его преображением. И бью пяткой по проклятой полке еще раз, разочаровано стону, потому что ничего не происходит. — И еще хочу Адама со вкусом манго. И обязательно с бананами и…
Сзади раздается вкрадчивый кашель. Мы не отрываемся друг от друга, просто синхронно поворачиваем головы. У соседней полки — высоченный парень и красивая белокурая молодая женщина. Они кажутся смутно знакомыми — и когда ребенок на руках великана громко икает, я вспоминаю, что видела их в роддоме. Кажется, мы должны были родить примерно в один срок. Мы обмениваемся понимающими улыбками, и она заговорщицки шепчет:
— Большие мальчики обнимают так, что косточки хрустят.
Наши мужчины синхронно обнимают нас покрепче, только мой собственный великан сразу двумя руками.
— Даниэла, — представляется она. Указывает на мужа: — Кай и наш Соворенок — Ваня.
— Полина. — Мне приятно улыбнуться в ответ. — Соворенок?
Наши мужчины обмениваются рукопожатиями.
— Совенок и ребенок — соворенок. Ночами не спит вообще. — Она посмеивается так, как может смеяться только абсолютно счастливая женщина. И добавляет: — Я подписана на Гнездо птицы Додо.
— У нее уже три овцы, — добавляет Кай. — И это ни фига не предел.
Мы обмениваемся обещаниями связаться в инстаграмме и вынужденно расходимся, потому что их Соворенок резко требует к себе внимания. Наверное, если в моей жизни что-то, наконец, стало налаживаться, это знак свыше, что теперь там есть место и для подруги. Хотя бы одной.
