Воспринимать все с некоторого отдаления – это стандарт. Имеется внушительных размеров описание, как должна выглядеть каждая порода. Как рассказывает Мурман, судья смотрит на общие качества: «симпатичный ли кот, хорошо ли сложен». Но у каждой породы есть особые качества. Весь день я листал справочник стандартов пород, лежавший сбоку от Мурмана. Это довольно забавный документ. В нем есть безумно специфичные эстетические требования: у хауси могут наблюдаться «крапчатость или полосы», которые «могут быть только на животе», но, предупреждает книга, «они не должны напоминать пятен на брюхе». Бурманцы, предостерегает справочник, «не должны демонстрировать склонности к полноте, пухлости, слабого тонуса и апатии». Для некоторых котов плохо, когда у них «длинные, упругие хвосты», а для некоторых – то, что надо.
Чем больше я листал справочник, тем больше у меня возникало вопросов. «Идеальная бомбейская кошка выглядит особым образом, ее не спутать с другой породой», – говорится в справочнике. А разве остальные породы на выставке кошек не выглядят по-особому? Зачем тогда вообще вся эта возня с породами? Как в реальности можно оценить «милое выражение мордочки»?
«Не нужно верить всему здесь написанному. В мире любителей кошек уважают фантазию, уважают талант рассказчика», – предупредил меня Мурман. Он рассказал мне, что в «мире любителей птиц» – да, наш эрудит разбирается и в птицах – все «гораздо более научно». А в мире кошек, говорит он, «любят бантики и перья». Ну и, строго сказал он, «по стандарту кота не создать». Но как создаются стандарты?
Простой, пусть и неочевидный, факт: коты были созданы по человеческим предпочтениям.
Как только 10 000 лет назад люди начали расселяться на землях «Плодородного полумесяца», вокруг них появились мыши и другие вредители. Вскоре вслед за ними появились и дикие кошки, поскольку там, где жили люди, всегда жили мыши и крысы. Но людям были нужны не слишком большие (т. е. неопасные) кошки. Так возникло наше первое селективное «предпочтение». Как отмечает журналистка Сью Габбель, крысы в компании людей стали крупнее, а вот кошки измельчали.
Возможно, как считают многие, нам понравился внешний вид кошек: большие круглые глаза, широкие лбы. Но, в отличие от собак, которых разводили для различных задач, кошки и так занимались тем, что от них требовалось: они эффективно истребляли мышей (хотя, будем честны, при этом вряд ли демонстрировали желание заняться чем-то еще). Поэтому при селекции, если не считать размеров, как отмечает профессор ветеринарии Лесли Лайонс, вторым и последним критерием стала эстетика. Словно читатели каталога модной одежды, люди переживали лишь по поводу цвета и размера.
Забавно, что с древности было описано большое количество различных кошачьих типов, но породы как таковые возникли лишь с XIX века, под влиянием моды на домашних животных в викторианской Англии. Само понятие «порода» говорило о том, что люди разводят животных не для исполнения каких-то функций, а для того, чтобы ими любоваться. С самой первой выставки кошек в Хрустальном дворце, прошедшей в 1871 году, возникла целая индустрия по созданию и определению идеальных представителей кошачьих пород. Как написал художник, птицевод и помимо прочих своих заслуг «отец кошачьей моды» Гаррисон Уильям Уэйр в вышедшей в 1889 году книге «Наши кошки и все о них»: «Поскольку теперь коты вошли в моду, невозможно предсказать, какие формы, окрасы, расцветки и другие вариации будут созданы теми, кто понимает, чего можно добиться путем тщательного и обдуманного скрещивания вкупе с умелой селекцией».
Но какой кот считается хорошим? Что имелось в виду под тщательным и обдуманным скрещиванием и кто, если не сама природа, решает, какая селекция умелая, а какая – нет? Мечтатели вроде Уэйра, чьи слова временами напоминают заявления художника-декоратора, изложили основные эстетические принципы. Например, он объявил, что у «короткошерстного белого кота глаза должны быть голубыми; если они зеленые, то это существенный дефект; допустим ярко-желтый цвет; оранжевый воспринимается тяжело, а вот желтый выглядит гармонично и будет хорошо смотреться с серо-белым окрасом». Эти «факторы», как их называют, несут в себе «всю мощь откровения», как с оттенком сухой иронии заметил натуралист Уолкер Ван Райпер.
Форма в целом была освобождена от функциональных ограничений, и заводчики кошек принялись с «чистого листа» экспериментировать с хвостами. Породистое животное, на которое когда-то почти не обращали внимания, превратилось в новый аксессуар, демонстрирующий тревожные тенденции Викторианской эпохи, постоянные общественные движения, и стало детально отражать классовые различия; разведение животных сделалось четырехлапым следствием идей «разумного скрещивания» человеческих особей, предложенного Френсисом Гальтоном и другими сторонниками евгеники (причем собаки временами выглядели исполняющими двойную роль, выступая в роли заменителей в теориях человеческих рас). Собака говорила о человеке многое, но собак разводили люди, и собаки стали превращаться в компаньонов, делясь на породы, присущие отдельным социальным классам. Например, бульдоги. Они не являлись благородными друзьями человека, отмечает историк Гарриет Ритво, а рассматривались в качестве боевой, «драчливой» собаки, «жаждущей крови», «гораздо менее сообразительной», чем гончие. Эта сомнительная порода была генетически, с помощью тщательной селекции реформирована – пусть даже ценой своих функциональных свойств – и превратилась в почтенного члена изысканного человеческого и собачьего общества, став одним из признаков английского джентльмена.
Тогда, как и сейчас, любители животных спорили не только о том, что именно делает конкретную особь идеальным примером породы X, но и о том, каким должен быть идеал породы X. Что касается бульдогов, в конце XIX века, как пишет Ритво, «обсуждению подлежала практически любая черта животного». Например, тип «дадли», с коричневой пигментацией носа, кем-то рассматривался как вершина «бульдожности», ну а многим этот тип представлялся до отвращения «небульдожьим».
Все эти споры относились к человеческим вкусам и не имели ничего общего с самими бульдогами. Вот откуда началась проблема с четкими письменными стандартами качеств или внешнего вида животных. Судейские организации хорошо знакомы с проблемами стандартов, их справочники полны предупреждений и советов. Как написано в выставочном буклете-справочнике Ассоциации любителей кошек, «в стандарте нет описания живого кота; в нем лишь художественный идеал, достичь которого полностью невозможно».
Вспомним историю персидских кошек – это один из самых поразительных примеров того, что случается, когда изменчивые прерогативы человеческого вкуса комбинируются с условными причудами стандартов породы. Персы – это фактически основатели моды на животных. Именно перс победил на первой в мире выставке кошек в Хрустальном дворце в 1871 году. У самой королевы Виктории была пара голубых персидских кошек. Один из знаменитых персидских котов, перс-шиншилла по кличке Серебристый Ягненочек, удостоился некролога в газете «Нью-Йорк таймс» («во всех странах мира, где разводят котов, его потомство всегда будет занимать лидирующие позиции»). Его останки до сих пор находятся в Британском музее.
Но в Париже тех персов бы не узнали. Если взглянуть на тогдашних персов и посмотреть на современных, едва ли вы скажете, что это одно и то же животное. Как рассказал мне Мурман, кошки этой породы за век стали «поменьше» – так любители кошек говорят, если животное приземистое. Морда стала более плоской, нос сильно укоротился, очертания морды стали сплющенными, словно у совы. Это вовсе не похоже на собирательный образ кота, если вас попросить его нарисовать. Наихудшие представители – так называемые «брахицефалы», как утверждает «Журнал медицинской хирургии», характеризуются «огрублением всех черт, которыми отличаются коты». Что примечательно, это не врожденные дефекты и не отклонения, а те самые черты, которые долго и тщательно выводились селекционерами. И хотя персидские кошки «внешне сильно изменились», как пишет Мурман, «стандарт породы с течением времени остался практически неизменным».
