Нет, они не понимают. Безнадежно! Все безнадежно! Отец Балтазар ругательски ругал себя сейчас за то, что устроил пирушку прежде, чем перейти к делу. Его гости просто съели этот разговор, сжевали опасность, разбавили осторожность вином.
А может быть, подумал отец Балтазар, пусть пляшут, пока Рим горит? Вот Цецилия Феррари – она одна способна оценить опасность. Отец Амедео тоже поглядывает встревоженно, и еще трое-четверо… Хватит метать бисер перед свиньями! Пора предоставить этих зажравшихся недоумков их судьбе – и начать строить линию обороны. Пожалуй, и лучше, что эти пьяницы ничего не узнают о его замысле. Кто знает, может быть, именно их беззаботность и болтливость стали причиной этого секретного донесения в Рим, копию которого отец Балтазар получил случайно – за большие деньги… очень большие деньги! Может быть, кто-то из них предатель. Нет, лучше вовремя исправить свою ошибку и доверить план только тем, в ком он совершенно уверен, потому что от проверки эти люди пострадают сильнее всех. Скажем, Цецилия Феррари. И еще четверо других.
Он сделал незаметный знак, и через некоторое время шестеро из тридцати собравшихся незаметно покинули зал. Но когда ушедшие уединились в строгом, даже мрачноватом кабинете настоятеля, Цецилия резко спросила:
– Что, ради Господа Бога, мы можем сделать в один день?! Право, отец Балтазар, лучше бы нам было вообще ни о чем не знать! Мы не можем ничего изменить – ничего! Предположим, сестры в моей обители будут всю ночь чистить свои сундуки, избавляясь от кружевного белья, драгоценностей и прочих подарков их любовников. Предположим, сестра-экономка всю ночь будет выливать в canaletto вино и закапывать в саду ветчину и битую птицу, которым, конечно, не место в монастырских кладовых во время поста. Но слухи? Ужасные слухи, которые плетутся вокруг нашей жизни? Ведь о том, что мы узнали сегодня из письма, говорит вся Венеция… другое дело, что вся Венеция сама погрязла в блудодействе, а потому ее мало беспокоит отсутствие святости в святой обители!
Присутствующие глядели на нее ошеломленно. Они привыкли к изящным оборотам речи, прикрывающим истинный, плотский смысл царящего в их монастырях разврата. А называть вот так, прямо и грубо, вещи своими именами… вдобавок слышать это из уст утонченной аббатисы… Но они были потрясены еще больше, когда отец Балтазар обреченно кивнул:
– Вы правы, прекрасная синьора. Вы совершенно правы: безнадежно опоздало сие письмо, и нам ничего не успеть сделать. Более того – сделать почти ничего невозможно, ибо человека, который к нам едет, не проймешь ничем.
– Вы знаете его? – подал голос отец Амедео, которого начала бить дрожь.
– Знаю, – кивнул отец Балтазар. – Его имя – Джироламо Ла Конти. О, это особенный человек! Главная и определяющая черта его натуры – злость. Он зол со всех сторон и только зол. В душе его живет только одно влечение – вредить всему, что может чувствовать вред, отравлять своим прикосновением все, до чего он дотрагивается!
У отца Амедео громко стукнули зубы от ужаса, а Цецилия кивнула:
– Да, я знаю таких людей. Они обычно не имеют ни страстей, ни пороков, которые, за недостатком лучших свойств, смягчают или, вернее, разбавляют жестокость натуры.
Отец Балтазар невесело усмехнулся:
– Вы ошибаетесь. Джироламо Ла Конти вовсе не такой оплот благочестия, каким вы пытаетесь его провозгласить. Это распутник из распутников, чревоугодник из чревоугодников, мздоимец, человек без чести и совести…
– Мздоимец? – встрепенулся отец Бертуччио, настоятель монастыря Сан Дзаккария. Бертуччио, как всем было известно, получил свою должность с помощью огромной взятки. – Это интересно…
– Распутник? – прищурилась мать Антония, аббатиса обители Санта Мария Глориоза ден Феррари, монахини которой вели постоянное негласное соперничество с сестрами аббатства Мизерикордия по количеству и качеству любовных историй. – Это еще интереснее!
– Увы, господа, не интересно ни то, ни другое, – покачал головой отец Балтазар. – Вы забыли мои слова: Джироламо злодей из злодеев и подлец из подлецов. Лучше не тратиться на Джироламо – это бессмысленно!
– Но ведь мы можем обвинить его самого в распутстве и вымогательстве! – запальчиво вскричала мать Антония. – Мол, сумма, которую ему дали, не устроила Джироламо, вот он и обвинил нас, вот и отправил письмо, безусловно лживое…
– Нам не поверят, – покачал головою отец Балтазар. – Поверят ему.
– Это еще почему?! – взвилась неуемная Антония, но Балтазар заставил ее окаменеть своей следующей фразой:
– Джироламо Ла Конти – племянник папы. Сын его любимой сестры Лавренции. Нам не поверят.
Отец Амедео застонал, мать Антония сквозь зубы процедила пару крепких словечек, которые восхитили бы какого-нибудь баркайоло; отец Винченцо из обители Санта Мария дель Орте пробормотал сокрушенно: «Sursum corda! Sursum corda!»
[31], а Цецилия… а Цецилия промолчала.
Она слишком хорошо знала отца Балтазара, чтобы не понять: да не станет он собирать столько людей, чтобы предаваться с ними пустым стенаниям: все, мол, бесполезно, остается только в петлю или с камнем на шее в канал. Она знала: Балтазар приберегает какой-то сюрприз… и вот поймала его лукавую улыбку и услышала вроде бы равнодушное:
– Я забыл упомянуть, что Джироламо Ла Конти совершенно неграмотен.
– И что? – простонал отец Амадео.
Но Цецилия, которая была женщиной сообразительной, от его тупоумия вспылила:
– Да то! Значит, у него есть секретарь, который и будет писать донесения в Рим! Значит, нам предстоит прибрать к рукам этого секретаря!
– Браво, Цецилия! Браво! – воскликнул отец Балтазар. – Хотя, должен сказать, Гвидо Орландини – довольно крепкий орешек. Весьма умен! Весьма образован! Доктор обоих прав – обладает специальными знаниями в области канонического и римского права, ему разрешено преподавать, он является одновременно теологом и юристом.
– Орландини?! – задумчиво проговорила Цецилия. – Я слышала эту фамилию.
– Да, он родом из Венеции, – кивнул отец Балтазар. – И здесь, в Венеции, у него был брат – преуспевающий торговец. Я попытался через верных людей найти подходы к этому синьору Марко Орландини, но, увы, смог узнать только, что около двух лет назад он исчез при весьма загадочных обстоятельствах. Он где-то в Венеции, как мне кажется, но тщательно скрывается, и только иногда его торговые партнеры получают от него указания, как распорядиться тем или иным товаром или деньгами. Таинственный человек!
Цецилия, которая кое-что слышала об этом «таинственном человеке», с трудом сдержалась, чтобы не поведать собравшимся о том, как однажды, пятнадцать лет назад… Но сейчас это не имело значения: Марко все равно пропал!
– Итак, Гвидо Орландини, – продолжал отец Балтазар. – Насколько мне известно, он неподкупен, не нарушает обетов…
