– Слушай, – вдруг расчувствовался Паоло, – а давай его помянем, знакомца твоего. Он сказал: никто не помянет, а мы за него выпьем.
По-хорошему, следовало уже оказаться на полпути к пристани, к шумной траттории, но уж больно хотелось еще отведать забористого напитка из фляжки Луки! Тот охотно согласился. Помянули узника, а потом, когда Лука взболтал фляжку и в ней прощально булькнуло, допили и остатки: чтоб не высохли, спаси Христос.
И только тут Паоло наконец-то почувствовал, как тяжесть уходит от ног, а к сердцу и к голове поднимается желанное успокоение. Правда, вино выделывало с глазами дурные шутки. Так, ему вдруг почудилось, что ступеньки, на которых лежал длинный белый сверток, к которому они так и не успели привязать камень, вдруг зашевелились и принялись раскачивать неподвижное тело, а потом и подбрасывать его, перекидывая со ступеньки на ступеньку, да так, что оно все ниже скатывалось к воде.
– Эй, поосторожнее! – прикрикнул Паоло. – Еще уроните!
– Чего там? – обернулся Лука, но ступеньки, похоже, струхнули и послушались: притихли.
– Тот-то! – погрозил им Паоло и зажмурился, силясь преодолеть новый приступ головокружения. Да… от ног ушло, в голову пришло. Она сделалась такой тяжелой да горячей, что невыносимо тянуло прислонить ее к чему-то прохладному – хоть бы к тем же самым ступенькам. Он так и сделал, и блаженство, охватившее его, было таким всепоглощающим, что Паоло счастливо вздохнул… с присвистом… всхрапну-ул…
– Святые апостолы! – взревел рядом Лука, и голос его почудился Паоло грубой рукой с пальцами-крючьями, которая выдрала его из сна. – Да где же она?!
Паоло открыл глаза. Ступеньки так разошлись, что скинули мертвое тело в канал!
Хмель исчез, будто и не было его. Незадачливые палачи ринулись к воде и принялись вглядываться в непроницаемую глубину.
Темная вода рокотала неумолчным шепотом, и сперва Паоло только слышал ее, не различая ничего в этой огромной пустоте. На миг почудились вдруг очертания большой черной гондолы, невесомо скользящей по мрачным волнам, силуэт баркайоло, застывшие очертания пассажира – в чем-то белом… в белом покрывале?! Тьфу, черт, эти разговоры о язычниках – истинное бесовство! Паоло перекрестился разок-другой – и теперь видел только темноту и ночь.
Мало-помалу глаза привыкли и начали различать внутреннее движение моря: то вынырнувший гребень мелкой волны, то гладкую поверхность спокойных глубин, то наконец воронку водоворота, захватившего в себя какой-то далекий отблеск, искру, белую, вдруг вскипевшую волну… Но это было не то, все не то!
– На дно? – робко предположил Паоло.
– Ах, если бы! – чуть не взрыдал Лука. – Но тут знаешь какое течение? И тех, что с камнями, уволакивает, не то что… А ну как всплывет? Что скажет начальник тюрьмы? Сразу поймет, что мы не привязали груз! И пропали мы тогда, говорю тебе – пропали! А ну, тащи фонари поближе к воде, может, увидим?
«И что ты будешь делать, если увидишь? – едва не спросил Паоло. – Нырять, что ли, за ней, чтобы опять потом сбросить? Но я в воду не полезу, ой, нет!» Он перекрестился. Конечно, подводное течение здесь необычайно сильное и трупы все уволакивает в открытое море, потому и выбрали это место для «кладбища», а ну какой-нибудь упорный покойник задержался – и стоит теперь на дне по стойке «смирно», воздев объеденные рыбами руки, готовый сцапать всякого, кто неосторожно сунется вниз?!
– Вижу! Вижу! – заорал Лука, бросаясь по берегу. – Вон она! Всплыла! Смотри! Да смотри же! Видишь?
Паоло так старался увидеть, что едва сам в воду не свалился.
Два или три раза луна освобождалась от облаков, и ее длинный трепещущий столб казался погребальным светильником, зажженным среди ниспадающих драпировок и в черном убранстве некоего гигантского катафалка. И наконец старание Паоло было вознаграждено: среди черных, маслянистых провалов волн он различил некий белый купол, напоминающий округлое, студенистое тело большой медузы… но это была не медуза!
– Покрывало! Ее покрывало! – взвизгнул он. – Упала на отмель, и это ее покрывало всплыло!
Его вдруг разобрал такой азарт, что он едва не кинулся в канал на радостях, позабыв свои страхи. Лука едва успел поймать его за полу:
– Куда? Не надо. Мы ее камнями, камнями сейчас.
Он трусцой побежал к корзине, схватил два-три камня поменьше. Паоло смотрел не понимая. Лука нацелился и принялся довольно метко кидать каменюги в белый пузырь, клубившийся под водой.
Только теперь до Паоло дошло, что Лука решил засыпать тело камнями там, где он лежит. Ну что ж, хорошее дело! Он тоже набрал охапку, тоже принялся кидать, безудержно радуясь, когда его бросок попадал в цель, и безмерно огорчаясь, когда мазал.
Корзина опустела чуть не наполовину, однако дело оказалось слажено на совесть: белого пузыря было не видно. Теперь тело надежно похоронено, никакая сила не заставит его всплыть!
– Ну довольно! – тяжело отдуваясь, сказал наконец Лука. – Лучше и не сделаешь. Слава Господу, что увидели покрывало. Развязалось оно, что ли?
Паоло знал доподлинно: не может развязаться то, что и завязано не было. Конечно, его оплошка… но это ведь еще как поглядеть! Кабы оказался он столь же усерден в завязывании, как Лука, никогда б они не углядели тело в такой тьме! Его так и подмывало похвалиться перед Лукой, однако благоразумие взяло верх. Да старик изведет его за это незавязанное покрывало! Триста раз припомнит! Нет, уж лучше молчать. А пока он сам не додумался, в чем здесь дело, надо как-то похитрее направить его мысли в другом направлении.
– Да плюнь ты на это покрывало, – сказал он сердито. – Вот чего я не пойму: как же она в воду-то скатилась?! Ведь лежала далеко от края. Не ветром же сдуло, в самом-то деле?
– Да что же тут непонятного? – Лука смотрел на него как на последнего stupido
[34]. – Ветер! Да при чем тут ветер?! Это все его, его проделки!
– Чьи? – свел брови Паоло, озираясь: а что, разве здесь был кто-то третий?
– Да этого Харона, чьи же еще! – теряя терпение от его непонятливости, выкрикнул Лука.
Харона? Ну да… это уж Лука хватил! Паоло в сомнении покачал головой, а потом вспомнил, как плясали ступеньки, перебрасывая с одной на другую тело узницы, и подумал, что Лука, пожалуй, прав: этот язычник-баркайоло просто-напросто устал ждать, пока они напьются, ну и украл у них из-под носа своего пассажира. Что ж, счастливого плавания по Ахеронту!
Глава XVI
Спасение
…И как тогда, давным-давно, пришлось все забыть, чтобы когда-нибудь вспомнить, так теперь необходимо было притвориться мертвой, чтобы остаться в живых. Впрочем, оцепенение, охватившее ум и тело Троянды, было и впрямь сродни оцепенению умирающего человека. Потрясение, испытанное ею, оказалось слишком сильным. Вытерпеть все это враз не могли ни мозг, ни тело, и она погрузилась в спасительное бесчувствие, все больше и больше подчинявшее себе ее существо, но дольше всех чувств билось, жило в ее душе и мыслях изумление.
