Он поцеловал мою грудь и уткнулся виском в изгиб моего плеча. Вздохнул глубоко раз, другой и уснул. Расслабленная тяжесть его тела доверчиво прижималась ко мне, обещая защиту.
– Я люблю тебя. О боже, как же я тебя люблю, – крепко обняв Джейми, почти беззвучно прошептала я.
* * *
То ли из-за неимоверной усталости, то ли из-за смрада алкоголя и немытых тел мне приснился госпиталь, в котором я проходила практику. Я шла по узкому коридору мимо палат, сжимая в ладони маленькую бутылочку с порошком морфия. Стены и воздух были тускло-серыми, а в конце коридора стояла емкость со спиртом, где хранились шприцы.
Я осторожно достала один шприц, холодный и скользкий. Однако он упал на пол. Стеклянные осколки брызнули в стороны и вонзились в мои ноги.
Но мне было не до них, я должна вернуться со шприцем морфия, меня отчаянно звали чьи-то голоса… почему-то принадлежавшие раненым из операционной палатки во Франции. Они стонали, кричали и безнадежно рыдали, а мои пальцы тряслись от нетерпения и шарили в холодной стальной емкости среди стеклянных шприцев, что гремели, будто кости.
Я вынула еще один шприц, но сжала его слишком сильно, и он сломался. По запястью потекла кровь, однако я не чувствовала боли. Нужно попытаться достать еще один шприц, ведь людям больно, а я могу им помочь…
Наконец у меня в руке все же оказался чистый шприц, и я сорвала крышку с бутылочки морфия, но руки тряслись, и порошок рассыпался, словно соль. Сестра Амос рассердится. Нужны щипчики, пинцет… Я не могла собрать крошечные гранулы порошка пальцами и в панике зачерпнула их шприцем. Целый гран, а не четверть, как следовало, но я должна пойти к больным, должна победить их боль.
Потом я бежала по бесконечному серому коридору на крики, а на полу стрекозиными крыльями блестели осколки стекла и алые капли крови. Мои руки онемели, и я выронила последний шприц, так и не добежав до двери.
Сердце чуть не остановилось, и я проснулась, как от толчка, судорожно хватая ртом дым, запах перегара и пота и не понимая, где я.
– О боже, саксоночка, что с тобой? – Опираясь на локоть, надо мной навис Джейми.
Я наконец-то пришла в себя. Левая рука онемела от плеча до пальцев, на щеках стыли слезы.
– Я… Все хорошо. Просто… плохой сон. – Признаваться в этом было стыдно, как будто лишь Джейми имел право страдать от кошмаров.
– Вот как. – Он со вздохом облегчения лег рядом и притянул меня к себе. Погладил по лицу, ощутил влагу и как ни в чем не бывало вытер пальцы о свою рубашку. – Ну что, полегчало?
Я кивнула, радуясь, что не нужно рассказывать сон.
– Хорошо. – Он убрал волосы с моего лица и принялся ласково поглаживать меня по спине. Его рука двигалась все медленней, и вскоре Джейми снова заснул.
Уже давно перевалило за полночь, и все глубоко спали, дыша почти в унисон. Храп и сопение то затихали, то усиливались, накатывая, словно волны, и унося меня с собой в мирные глубины сна. Лишь покалывание во вновь обретшей чувствительность руке не давало мне тотчас же уснуть.
Перед глазами до сих пор стояла кровь и осколки шприца, смазанные пятна крови на обоях в семнадцатом номере, а сквозь храп слышался звон разбитого стекла.
«Господи, что бы ни случилось, дай ему возможность поговорить с Уильямом», – взмолилась я, прислушиваясь к медленному и равномерному биению сердца Джейми.
Глава 53
Захваченный врасплох
Уильям вел коня мимо валунов к ровному месту, где они оба смогли бы попить. Стоял полдень, вчера Уильям целый день скакал туда-сюда вдоль колонны беженцев и сейчас чувствовал себя иссушенным, словно кусок прошлогодней вяленой оленины.
Его нынешний конь породы коб по кличке Мадрас имел широкую грудь и спокойный нрав. Он по голени зашел в ручей и с блаженным фырканьем сунул нос в воду. Вокруг коня тут же закружились тучи мух – они всегда появлялись невесть откуда, стоило лишь Уильяму натянуть поводья.
Уильям отогнал подлетевших к лицу насекомых и снял мундир, наслаждаясь этим недолгим спасением от жары. Было бы неплохо тоже окунуться – прямо по шею, если ручей достаточно глубок – но… А впрочем… Он воровато оглянулся, его никто не видел, хотя сам Уильям прекрасно слышал звуки едущего по дороге обоза с вещами. Так почему бы и не окунуться? Всего на минуточку. Послание, которое он везет, не срочное. Его писали при Уильяме, и содержалось в нем приглашение для генерала фон Книпхаузена прийти на ужин к генералу Клинтону в таверну, славящуюся блюдами из свинины. Все взмокли от пота, так что влажные волосы Уильяма никого не удивят.
Он поспешно стянул обувь, рубаху, носки, штаны и нижнее белье, и нагим вошел в воду. Ручей оказался глубиной по пояс, зато прохладным, и Уильям блаженствовал, закрыв глаза.
– Уильям!
Мадрас с удивленным всхрапом вскинул голову, окатив хозяина тучей брызг. Однако Уильям едва заметил это, ошарашенно глядя на двух девушек, которые стояли на другом берегу ручья.
– Какого черта ты здесь делаешь? – воскликнул Уильям и попытался незаметно присесть, хотя голос рассудка недоумевал – ведь Арабелла-Джейн уже видела его голым. – И кто это с тобой? – Он указал подбородком на другую девушку. Обе девушки разрумянились, словно розы, но Уильям предпочитал думать, что это от жары.
– Это моя сестра Фрэнсис, – тоном светским, словно у филадельфийской леди, ответила Джейн и обратилась к сестре: – Поприветствуй его светлость, Фанни.
Фанни, хорошенькая девчушка лет двенадцати в сине-красном ситцевом платье и с выбивающимися из-под чепчика темными кудрями, присела в умилительном реверансе и скромно потупилась, скрыв за длинными ресницами большие оленьи глаза.
– К вашим услугам, мадемуазель, – изящно поклонившись, произнес Уильям.
Судя по выражениям лиц девушек, это было ошибкой. Фанни закрыла рот ладошкой и от сдерживаемого смеха покраснела еще сильней.
– Мадам, я рад познакомиться с вашей сестрой, – холодно сказал Уильям, обращаясь к Джейн. – Но, боюсь, вы застали меня врасплох.
– Да, нам повезло, – согласилась Джейн. – Я не представляла, как мы сможем отыскать тебя во всей этой сутолоке, и вдруг ты проскакал мимо нас – мы ехали в повозке с вещами – так быстро, словно за тобой сам дьявол гнался. Вряд ли бы нам удалось догнать тебя, но мы попробовали отыскать тебя, и… вуаля! Fortuna favet audax
[66], как говорится.
Да она смеется над ним!
Уильям хотел ответить резкой отповедью на греческом, но взбудораженный ум припомнил лишь унизительные события прошлого, когда он случайно провалился в уборную. «Что нового в подземном мире, Персефона?» – спросил тогда лорд Джон.
– Отвернитесь, мне нужно выйти, – потребовал Уильям.
Девушки не отвернулись. Уильям скрипнул зубами, повернулся к ним спиной и демонстративно вышел на берег, ощущая покалывание в заду, на который сейчас наверняка были направлены заинтересованные взгляды четырех глаз. Нужно надеть рубаху – даже это слабое прикрытие позволит достойней вести беседу. А может, он просто подхватит сапоги и штаны и уйдет без лишних слов.
