– Как кошки? – спросил я, наблюдая за дымом. – Всех вернула?
– Почти. – Дым поднялся ввысь, лизнул карниз. – Одного пристроить успели. Семья хорошая, пусть. Я так понимаю, ты решил перед отъездом ни с кем не прощаться.
– Правильно понимаешь, – подтвердил я и все-таки не сдержался: – Ты тоже веришь, что Норд бы этого не сделал?
– Сделал бы, – безлико отозвалась Несса. – Он отдал ее. Значит, отдал бы кого угодно.
Порыв ветра тряхнул виноградник, на пустые качели спикировал оборванный лист.
– Высокие отношения! – хмыкнул я.
Несса невесело улыбнулась:
– Каждый любит, как умеет. И тех, кого получается.
– Поэтому надо было всех грохнуть. Помирать, так с музыкой.
– Оставь… – она сердито повела плечом.
Качели качнулись. Скрип въелся в самый мозг.
– Я тебе скажу то же, что тогда ему, в нашу последнюю встречу. – Несса уставилась в хмурое небо, не моргая. – Когда два человека такой силы и упорства не способны ни отпустить друг друга, ни быть рядом, это всегда к разрушениям.
– И к чему оно мне? – поинтересовался я.
– Все ты понял, – ответила она совсем без улыбки и прикрыла глаза.
Я прислонился к стене, взглянул на небо. Ни черта интересного там не было – сплошь серость и контуры массивных туч. Терпеть не могу такую погоду, неудобные утверждения, с которыми не поспоришь, и слово «всегда».
Впрочем, солнце выйдет. А пока – воздерживаемся от смелых и не очень экспериментов, улыбаемся и глотаем таблетки по расписанию. Стоит сбавлять обороты. Иногда.
Глава 25
Лейка
Пятно на прозрачной столешнице с третьего подхода поддалось, я подышала на него и протерла еще раз. Готово! Этот отпечаток стакана явно готовился отметить свою годовщину, а тут я с тряпкой… Сквозь чистое стекло прекрасно просматривалось дно журнального столика – огрызки, фантики, смятые пакетики из-под чипсов, припорошенные ровным слоем пыли. Я сгребла это безобразие в пакет и потерла ноющую спину. Вот так все утро – одно цепляло за собой другое, конца и края не видно. А я всего лишь хотела помыть посуду.
В квартире прочно обосновался феерический бардак, который хозяйка именовала «домашним хаосом». Целых два дня я старалась не смотреть по сторонам и есть только то, что не надо класть в тарелки, но как только осталась одна – кинулась к раковине. После торопливо отмытой кухни и прихожей я честно пыталась остановиться, но… Надеюсь, хозяйка не сильно рассердится за самоуправство – я же старалась возвращать вещи туда, где они лежали. Хотя, похоже, места у них не было вовсе. Колготки вперемешку с плюшевыми совятами, завязанные морскими узлами шарфы, компакт-диски в царапинах, мятые модные журналы, коробки из-под пицц – целая башня, с фигуркой пластикового пони на верхушке…
Хозяйка задерживалась – собрание в Совете началось четыре часа назад. О чем можно говорить столько времени?! Сцилла встретила меня вчера утром, на вокзале, едва я вышла из вагона. Каким-то чудом высмотрела мой энергетический след на пути в Барселону и примчалась, настойчиво приглашая в гости. Это было очень мило с ее стороны. И как нельзя кстати – деньги почти закончились, а при мысли о возвращении в дом Бланки становилось тоскливо. Со Сциллой было легко – она не задавала лишних вопросов, пережитого в Мадриде не касалась. Болтала о своей работе агента по недвижимости, просвещала, как продержаться в ночном клубе дольше часа и заказывать на испанском языке кофе. Я узнала все о районах Барселоны и алкогольных коктейлях, которые при сильном даре ни в коем случае пить нельзя, не то «проснешься, а в голове вертолет». Надо будет Киру расстроить. В ответ я научила Сциллу печь сырное печенье и выражению «истинная правда». На русском она общалась не часто, и многие сочетания слов ставили ее в тупик. Между делом, мы съездили в консульство, узнали, что нужно для получения долгожданного свидетельства о возвращении. Повезло же остаться совсем без документов…
Закончив со столиком, я рискнула заглянуть под кровать. Как итог – шок и очередной мусорный пакет, заполненный до краев. Я затолкала его в кухне под раковину – к трем таким же и с удовольствием огляделась. Красота! В распахнутые окна влетал ветер и приносил свежесть и шум улицы. Но теперь он не выдувал из-под кресла клочки непонятно чего. И в само вычищенное кресло присесть было не страшно. И цвета оно оказалось не серого, а почти белого.
Водоворотом закрутилась мощная энергия, громыхнула входная дверь. Не разуваясь, в комнату влетела Сцилла – растрепанная, с потекшей тушью и всполохами паники. Рухнула на диван – лицом в еще влажную после стирки подушку и издала нечто похожее на:
– А-а-а-ы…
Ох! Что в таких ситуациях делают? Присев рядом, я осторожно тронула ее за плечо.
– Проблемы с Советом?
Она всхлипнула, отбросила подушку. Глаза у нее были круглые и испуганные, ощутимо попахивало спиртным. Черт!
– Что было на встрече? – заволновалась я.
Сцилла села, неторопливо убрала за ухо распрямившуюся кудряшку.
– Собрали всех, рассказали, что продолжают искать у себя виноватых, убивать нас не хотят, – скороговоркой выпалила она и нацепила улыбку. Совершенно неправдоподобную. – Но от Марии избавились…
– Как это? – опешила я.
– Последним предупреждением.
– Последним китайским?..
– Про Китай не знаю. У них не Совет, а что-то свое.
Вот они – очередные трудности перевода.
– Не обращай внимания, – отмахнулась я. – Русское выражение. Так что за предупреждения?
– Их Совет выдает, – Сцилла недоуменно уставилась на меня, – за любое использование дара с угрозой для людей. После пятого – все, в клинике запрут, как бы на лечение, а от тех лекарств ловушке попадаются быстро.
Ничего себе! Впрочем, странно было бы думать, что Совет вечно будет грозить пальчиком. А пять раз навредить людям – это еще постараться надо.
– Неужели ты не знала? – удивленно протянула Сцилла. – Хотя… С твоими-то пометками в личном деле.
– Какими пометками? – заинтересовалась я.
Пометки представлялись как замечания красной ручкой на полях, и виделась печать с вердиктом «Все плохо». Сцилла пододвинулась ко мне ближе.
– На тебя общие правила не распространяются, – прошептала она и оглянулась, будто нас могли подслушать. – И трогать запрещено, почти год как. Всем, кроме высшего руководства. Так что, поздравляю, у тебя фактически полная неприкосновенность! Подобное решение только в главном офисе принять могут.
Дивно…
– Главный офис – в Женеве?
Она кивнула и замерла, явно ожидая от меня пояснений. Я пожала плечами, встала с дивана. Чего некоторые только не придумают, вместо того, чтобы просто извиниться.
