РУКОВОДСТВО ДЛЯ ЧТЕНИЯ
В каком-то смысле эта книга представляет собой несколько книг, две уж во всяком случае. Читателю предлагается выбрать любую из двух следующих возможностей.
Первая книга читается так, как она написана, и заканчивается 56-й главой, в конце которой поставлены три звездочки, заменяющие слово «конец». Следовательно, читатель без зазрения совести дальше может и не читать.
Вторая книга начинается с 73-й главы, и ее следует читать в том порядке, который указан в конце каждой главы. Чтобы ничего не перепутать или не забыть, достаточно свериться со следующей схемой:
73 — 1–2 — 116 — 3 — 84 — 4 — 71 — 5 — 81–74 — 6–7 — 8 — 93 — 68 — 9 — 104 — 10 — 65 — 11 — 136 — 12 — 106 — 13 — 115 — 14 — 114 — 117 — 15 — 120 — 16 — 137 — 17 — 97 — 18 — 153 — 19 — 90 — 20 — 126 — 21 — 79 — 22 — 62 — 23 — 124 — 128 — 24 — 134 — 25 — 141 — 60 — 26 — 109 — 27 — 28 — 130 — 151 — 152 — 143 — 100 — 76 — 101 — 144 — 92 — 103 — 108 — 64 — 155 — 123 — 145 — 122 — 112 — 154 — 85 — 150 — 95 — 146 — 29 — 107 — 113 — 30 — 57 — 70 — 147 — 31 — 32 — 132 — 61 — 33 — 67 — 83 — 142 — 34 — 87 — 105 — 96 — 94 — 91 — 82 — 99 — 35 — 121 — 36 — 37 — 98 — 38 — 39 — 86 — 78 — 40 — 59 — 41 — 148 — 42 — 75 — 43 — 125 — 44 — 102 — 45 — 80 — 46 — 47 — 110 — 48 — 111 — 49 — 118 — 50 — 119 — 51 — 69 — 52 — 89 — 53 — 66 — 149 — 54 — 129 — 139 — 133 — 140 — 138 — 127 — 56 — 135 — 63 — 88 — 72 — 77 — 131 — 58 — 131 —
С целью облегчить поиск любой главы нумерация глав помещена сверху каждой страницы.
* * *
Побуждаемый надеждой, что настоящее собрание максим, советов и понятий может быть полезным, особенно для молодежи, а также что оно будет способствовать улучшению нравов, я и составил таковое, представляющее собой основы всеобщей морали, которая всегда соразмерна с духовным и земным счастием любого человека, каковы бы ни были его возраст, положение и состояние, а также с процветанием и справедливым порядком не только в гражданской и христианской республике, в которой мы живем, но и в любой другой республике или при ином государственном устройстве, которое самые глубокомысленные философы земного шара захотели бы выдумать.
Духовная суть Библии и Всеобщей Морали, вынесенная из Ветхого и Нового Завета.
Записано на тосканском аббатом Мартини
[1] с цитатами внизу страниц.
Переведено на испанский священником Конгрегации Святого Кайетано
[2] при Королевском Дворе.
Разрешено к печати.
Мадрид: от Аснара, 1797
* * *
Каждый раз, как похолодает, скажем, посреди осени, в голову лезут бредовые идеи, помесь эксцентрического с экзотическим, стать бы, например, ласточкой, чтобы взять да и улететь в жаркие страны, или превратиться в муравья, чтоб зарыться в муравейник и сидеть там, питаясь летними запасами, или в змею, которых показывают в зООпарке, где их держат в стеклянных ящиках со специальным отоплением, чтобы они не закоченели от холода, с бедняками, например, такое случается, — нечем ему обогреться, потому что нет ни керосина, ни угля, ни дров, ни мазута, и денег тоже нет, а ведь когда у тебя нормальный прикид, ты можешь зайти в любой кабачок и заказать грапы,
[3] которая, что там говорить, согревает, однако злоупотреблять этим не стоит, потому как где злоупотребление — там порок, а где порок — там уродство, как телесное, так и по части всех заповедей, а уж раз покатился вниз по наклонной плоскости и утратил добропорядочность во всех смыслах, никто и ничто не спасет тебя, и дело кончится тем, что окажешься на самом грязном дне человеческом, и тебе уже никогда не протянут руки, чтобы вытащить тебя из вязкого болота, в котором ты барахтаешься, это все равно как кондоР — пока он молод, то может летать и садиться на вершину самой высокой горы, а как состарится, падает вниз, будто пикирующий бомбардировщик, у которого вышел из строя мотор его души. Дай-то бог, чтоб мои писания кому-нибудь пригодились, чтоб он посмотрел как следует на свое поведение, — может, тогда ему не придется раскаиваться, когда уж поздно будет, потому что все уже пошло к чертям по его же собственной вине!
Сесар Бруто.
[4] Кем бы мне хотелось быть, если бы я не был тем, кто я есть (глава: Пес Святого Бернардо
[5])
С ТОЙ СТОРОНЫ
Rien ne vous tue un homme comme d’être obligé de représenter un pays.
[6]
Из письма к Андре Бретону
[8]
1
Встретится ли мне Мага? Сколько раз бывало, как только я, миновав улицу Сены и выйдя под аркой на набережную Конти, едва начинал различать очертания предметов в пепельно-оливковом тумане, плывущем над водой, худенькая фигурка Маги вырисовывалась на мосту Искусств — она то ходила из конца в конец, то неподвижно стояла у перил, склонившись над водой. Само собой, я переходил улицу, поднимался по ступенькам моста, шел по его узкому пролету и приближался к Маге, которая улыбалась без удивления, убежденная, как и я, что случайная встреча — самая неслучайная вещь на свете и что люди, которые назначают точное время и место свидания — это те самые, которые пишут только на разлинованной бумаге и выдавливают зубную пасту из тюбика, обязательно начиная снизу.
Но сейчас ее не будет на мосту. Ее тонкое лицо с почти прозрачной кожей, возможно, покажется под сводами старых порталов гетто Марэ, где она остановится поболтать с продавщицей жареного картофеля, а может, чтобы съесть горячую сосиску на Севастопольском бульваре. Как бы то ни было, я поднялся на мост, но Маги там не было. Больше Мага не попадалась на моем пути, и, хотя мы оба знали, кто из нас где живет, знали каждый уголок в наших парижских комнатушках, сдаваемых псевдостудентам, и каждую почтовую открытку, вставленную в дешевую рамку или прикрепленную к безвкусным обоям, — окошечко в мир, которое открывали нам Брак, Гирландайо или Макс Эрнст,
[9] — несмотря на это, мы не искали друг друга. Вот бы встретиться на мосту, в уличном кафе, в кино или в каком-нибудь дворике Латинского квартала и примоститься там рядом с бродячим котом. Мы ведь бродили по городу и не искали друг друга, но знали, что бродим по городу для того, чтоб найти. Ах, Мага, стоило мне увидеть женщину, похожую на тебя, — меня будто оглушала тишина, она обрушивалась на меня, пронзительная и прозрачная, и это было так грустно, будто закрываешь зонтик, мокрый от дождя. Именно зонтик, Мага, может, помнишь тот старый зонтик, который мы принесли в жертву оврагу в парке Монсури холодным мартовским вечером. Мы его выбросили, но сначала мы нашли его на площади Согласия, уже несколько потрепанным, после чего ты долго носила его главным образом для того, чтобы тыкать им под ребра пассажирам в метро и в автобусе, ты была всегда такая неловкая и рассеянная, потому что постоянно думала то о разноцветных птицах, то о рисунке, который прочертили на потолке машины две мухи, а в тот вечер разразился ливень, и, когда мы вошли в парк, ты гордо решила раскрыть зонтик, как вдруг у тебя в руках случилась катастрофа: сверкающие молнии погнутых спиц смешались с обрывками ткани, похожими на черные клочковатые облака, и мы расхохотались, как безумные, а дождь все лил и лил, и мы подумали, что зонтику, найденному на площади, будет достойнее закончить свои дни в парке, а не пополнить собой презренное содержимое мусорного ведра или быть заброшенным подальше от дорожки; так что я его сложил, как мог, и мы отнесли его к насыпи, туда, где был небольшой железнодорожный мост, и я, размахнувшись изо всех сил, бросил его на дно оврага, заросшего мокрым кустарником, а ты издала вопль, который показался мне похожим на проклятие валькирии.
[10] И он ушел на дно оврага, будто корабль, который поглотила зеленая вода, бурное и зеленое «à la mer qui est plus félonesse en été qu’en hiver»,
[11] коварная волна, a мы, Мага, еще долго перечисляли разные сравнения, отдавая должное Жуэнвилю и этому парку, и стояли обнявшись, похожие на два мокрых дерева или на актеров какого-нибудь скверного венгерского фильма. И он остался лежать там в грязи, маленький и черный, словно раздавленное насекомое. И был неподвижен, и все его пружины бездействовали. Все было кончено. Он завершил свой путь. А нам, Мага, все было мало.
