Для родного чадушка она готова была достать луну с неба и Марс с орбиты. Она работала уборщицей в трех местах, что-то продавала, что-то покупала «по знакомству, для своих» и полностью содержала чадушко.
В криминал Петюня не влип по двум причинам.
Первая – там нужен был мозг хотя бы в зародышевом состоянии, все же девяностые прошли.
Вторая – местная шпана отлично знала «тетю Парашу» и предусмотрительно обходила ее сыночка стороной. От греха. Серьезному же человеку такие идиоты просто не требовались.
Но ладно бы слышать от него ненавистное сокращенное имя!
Это бы Матильда пережила. А вот другое…
Петюня решил жениться. То есть тетя Паша огляделась вокруг и решила, что деточке уже под тридцать, деточке надо своих заводить. А с кем?
Девушки из деревни, которые могли бы польститься на квартиру и прописку, ее не устраивали. Девочек получше не устраивал Петюня. И тут…
В ее дворе!
Такая удача!
Девушка, восемнадцать лет, осталась одна, без родни, зато с наследством… главное в невесте – приданое. Вторым плюсом шло отсутствие свекрови. Как упустить такой шанс?
Молодые могут жить и с мамой, а Мотину квартиру можно сдавать…
И тетя Паша пошла на штурм.
Сначала Матильду приглашали в гости, потом пытались вместе с Петюней отправить куда-нибудь посидеть в кафе или посмотреть кино… Результатом стараний стала привычка Моти оглядываться по сторонам и проскакивать домой, как партизан по лесу – быстро и незамеченной.
Конечно, можно было во весь голос и на весь двор расчихвостить Петюню, послать матом его мамашу и популярно объяснить, что невесту с жилплощадью им надо искать в зоопарке, в клетке с гориллами. Если тетя Паша недельку за чадушком не последит, никто и не заметит отличий. Но!
Школа бабы Майи сбоев не давала.
«Запомни, Мотя, – поучала бабушка, – я старая. Сколько проживу, не знаю, на ноги тебя постараюсь поставить, а все ж… Останешься одна, беззащитная, много сволочей найдется. Ты из себя строй дурочку, а сама примечай, кого и с кем стравить. Там поймешь, как случай подойдет. Но если укусить не можешь – никогда не лай. Тишком, молчком…»
«Неблагородно…» – засомневался внутренний голос.
«Угу. Зато каков мужчина!» – согласилась Матильда, созерцая жирную фигуру в семейных, по случаю жары, шортах и майке-алкоголичке навыпуск. Визуальная экспертиза позволяла определить, что вчера в рационе оппонента было пиво, а сегодня – яичница.
Внутренний голос заткнулся. Матильда улыбнулась как можно вежливее.
– Петя, здравствуй.
Мимо пройти не удалось. Увы… не успела.
– Моть… у меня два билета в кино. Сходим сегодня, на вечер? Кукурузы пожуем, пивка попьем?
Пиво Мотя не любила, попкорн считала американской диверсией. Но отказываться надо было вежливо.
– Петя, извини, сегодня никак не могу.
– А что так?
– Отравилась вчера, вот в аптеку бегала. Сейчас уголь пить буду…
Петя закивал.
– А… эта… может, к вечеру оклемаешься?
Мотя пожала плечами, а потом согнулась вдвое, прижала руку к животу…
– Петя, прости! До квартиры не дотерплю… у меня такой понос…
Словесный.
И ноги, ноги…
Прежде чем «галантный кавалер» сообразит, что ответить. Влететь домой, захлопнуть дверь – и не открывать. Все! Она занята! Медитирует над рулоном туалетной бумаги, постигая дао, сяо и мяо…
«Неужели нельзя от него избавиться?»
«Ага, наивный внутренний голос. Можно, но только бо-ольшим скандалом. А потом тетя Параша начнет выживать меня из дома, и ей это, скорее всего, удастся. Потому как я одна, а их двое. И даже если Петюня перейдет в атаку, отбиться мне не удастся. Этакий бизон! А если я его покалечу, попаду за решетку. Его мамаша меня со свету сживет!»
«Кошмар какой!»
«Кто бы сомневался…»
«А у нас за женщину обычно заступается отец или брат…»
«А если их нет?»
«Муж…»
«И его нет…»
«Тогда не знаю…»
И тут Матильда поняла СТРАШНУЮ ИСТИНУ!
Она стоит в прихожей своей же квартиры, как дура, держит пакет с газетами и на полном серьезе ведет беседу со своим внутренним голосом.
Причем идиотскую.
«Почему?»
«Потому что сами с собой беседуют только психи. А я сошла с ума. Какая досада!»
«Но ты же не сама с собой беседуешь?»
«А с кем? С шизофренией?»
«Я не ши… фря…»
«Правда? А кто ты?»
«Мария-Элена…»
«Моя шизофрения по имени Мария. Красота!»
«Я не… это! Я Домбрийская!»
«Замечательно. А я Домашкина. Будем знакомы. Минутку… Домбрийская?»
«Д-да…»
«Та вареная сопля, которая даже рявкнуть не может?»
«Я попросила бы!» – обиделся внутренний голос. Или та самая… Домра?
«Домбрийская!»
– Твою дивизию! – ругнулась Мотя, как обычно бабушка. – Так, погоди…
Она решительно сунула газеты на тумбочку, прошла на кухню, налила себе стакан ледяной воды и медленно выпила. Мелкими глоточками.
Потом села за стол и сжала виски руками. В голове было пусто, словно ветром все мысли выдуло.
«Эй… ты еще там?»
«Д-да…»
«Давай думать вместе?»
«Давай…»
«Как тебя зовут?»
«Мария-Элена Домбрийская. Герцогесса Домбрийская».
«А я Матильда Домашкина. Только Мотей не называй, ненавижу».
«Госпожа Матильда?»
«Пока это выговоришь, завтра настанет. Давай короче – Тильда».
«А меня мама Маленой называла. Малечкой…»
«Забавно. Меня тоже так называть можно, только… ладно. Замнем пока».
Просто Малечкой обычно звали Матильду Кшесинскую. А бабуля, будучи ярой коммунисткой, ничего, что связано с Романовыми, на дух не переносила.
«Непонятно…»
«Ты не одинока в своем непонимании. У меня вот тоже голова кругом. Ладно, Малена. Можно так тебя называть?»
«Можно…»
«У нас есть два варианта. Первый – я сошла с ума от одиночества».
«Тогда и я сошла с ума?»
«Не хотелось бы?»
«Нет. Безумцев у нас убивают».
«За что?»
«Считается, что их духом овладел Восьмилапый и в любой момент может поглядеть на мир через их глаза. А кому ж охота оказаться рядом с Разрывающим дорогу?»
