Ахилл изумлённо посмотрел на брата.
— Ты что, хочешь сказать, что люди меняются, когда меняется их жизнь?
— Да, — Гектор чуть слышно рассмеялся и тут же оправился: — Нет, ты не так понял: я не говорил, что можно измениться, прожив много лет в пещере. Однако, когда это происходит из поколения в поколение, долгими столетиями, то постепенно начинают рождаться люди, всё более и более приспособленные к новому миру. Мне это Кей объяснял, наш придворный врач. Он говорил, что люди, как и животные, меняются в течение многих веков, если живут в каких-то особых условиях.
— То сеть, по-твоему, племя горных карликов не появилось в этой самой пещере, а пришло туда из нормального мира?
— Скорее всего так. Вспомни, как возник народ амазонок. Муж чин истребили враги, а женщинам пришлось создать особый уклад и изменить своим привычкам, чтобы отомстить, а йогом чтобы просто выжить. И за долгие века появились другие женщины: развитые не хуже мужчин, очень сильные и невероятно выносливые.
— Ну ты и сравнил! — возмутился Ахилл, тянув на красавицу-жену, мирно спавшую на его коленях. — Горные карлики, что же, похожи на амазонок?!
На этот раз Гектор едва не рассмеялся громко, но вовремя зажал себе рот рукой.
— Я забыл про твою привычку понимать слова слишком прямолинейно. Нет, что ты, я и не думал сравнивать. Но истории их могут быть похожи. Давай представим, что две-три тысячи лет назад поблизости от гор жило какое-то племя, занималось охотой и, конечно, воевало с другими племенами — они здесь очень любят истреблять друг друга. И вот, допустим, их стало теснить, преследовать, уничтожать какое-то более сильное племя. Может, не хватало мест для охоты, либо возникла вражда по каким-то другим причинам — словом, враги стали их выживать с этих земель, возможно, окружили и прижали к горам. Низкорослые отступили в горы, преследователи доставали их и там. Тогда они ушли в пещеры и, чтобы жить спокойно, стали изобретать всевозможные ловушки.
— А паук? Не могли же они и его изобрести! — прошептал Ахилл.
— Пауки, само собою, жили в этих пещерах с незапамятных времён, — ответил старший брат. — Именно пауки, а не один паук — раз он смертен, то был кем-то рождён. Думаю, их очень мало, иначе они попадались бы где-то ещё, и о них знали бы больше. Возможно, карлики каким-то образом смогли приручить одного или нескольких пауков, возможно, просто хорошо изучили их привычки и приноровились к ним. Я уверен, что для них это чудовище действительно было божеством, и ему приносили жертвы. Так как он вряд ли мог насытиться только летучими мышами, а звери и, тем более, люди в этих местах теперь появляются нечасто, то, скорее всего, карлики и в самом деле временами жертвовали кого-то из своих. Чтобы не делать этого часто, они ночами стараются ловить на поверхности неосторожных животных или людей, как пытались поймать Авлону и Патрокла. Поэтому всё живое избегает этих гор. А пауки, быть может, выжили и сохранились именно благодаря карликам — скорее всего это очень древние существа, повсеместно давным-давно вымершие.
— И ты думаешь, — тут голос Ахилла стал совсем глухим, — что карлики обитают в горе уже тысячи лет? Почему так долго?
— Потому что за меньшее время они бы так не изменились, не превратились бы в таких чудищ.
— Сколько же живут люди на Земле, а, Гектор? — Ахилл смотрел на брата с детским любопытством — Как-то я спросил об этом Хирона, а он засмеялся и сказал, что это знает только Бог. Но предположить-то можно, да?
Гектор вновь усмехнулся.
— Я тоже всё время задаю себе этот вопрос. Постоянно натыкаюсь на доказательства того, что люди явились в мир очень давно. А наша история открывает только пару тысяч лет жизни Ойкумены... Хотя многие даже известные нам государства куда древнее. И ведь мы знаем не весь мир — люди могут жить и там, где никто из наших предков ещё никогда не бывал. Скорее всего человеческое сознание так устроено, что мы а способны видеть и оценивать только определённый объём времени, а то, что за его пределами, кажется нам недоступным. Некоторые летописцы уверены, что пару тысяч лет назад все племена и народы ещё были дикими. Очевидная чушь. Но так проще. Потому что, если представить, себе, сколько на самом деле жили и пережили люди, сколько раз рушились государства, гибли народы, исчезали языки целых племён, сколько раз ливни вроде того, что сейчас бушует, только ещё сильнее, смывали с земли города и селения, сколько раз войны или болезни уничтожали целые страны, — если всё это просто вообразить, разум начинает меркнуть. Куда проще думать, что мы молоды, чем осознать, как страшно давно мы живём!
Он умолк, и некоторое время слышны были только рокот ливня да рёв взбесившейся реки, огибавшей гигантский ствол дерева, будто остров.
Потом Ахилл спросил:
— И как ты думаешь, сколько ещё жить людям на Земле?
— А вот это уж точно, только Бог и знает! — прошептал в ответ Гектор и добавил задумчиво: — Мне почему-то кажется, что всё самое главное с людьми ещё произойдёт... Что-то такое Он задумал, этот Бог, чего мы не можем сейчас угадать.
— И я так думаю! — отозвался младший брат. — И хорошо, если это так. А то иногда становится страшно.
— Да? — Гектор улыбнулся. — Страшно? Тебе?
— Ещё как... Бродим в мире, будто слепые, как в этой самой пещере... Фу, какой вздор я несу! Прости, брат, я, кажется, засыпаю...
— И мудро поступишь, если наконец заснёшь! — твёрдо сказал Гектор. — Прости, но вид у тебя сейчас далеко не самый лучший. Добрых тебе снов!
— А тебе не слишком измучиться за ночь...
— Да не хочу я спать! — сердито буркнул Гектор. — Правда, не хочу.
— Моя совесть шепчет обратное, но моё тело уверяет, что это правда, потому что ему нужен отдых! — чуть слышно рассмеялся Ахилл. — Доброй ночи, брат! Прости...
Молодой человек со всей осторожностью, чтобы не разбудить жену, полусогнул колени и поудобнее уселся на подстилке из сухих листьев. Почти тотчас его глаза закрылись, и он окунулся в сон, как в чистую тёмную воду.
Гектор тоже переменил позу, но только для того, чтобы его члены не затекли и не онемели. Ему действительно не хотелось спать.
Настала ночь, тьма сгустилась, и гул ливня, звучащий монотонно, как и рокот вышедшей из берегов реки, стал ещё явственнее. Ничто не звучало в мире, кроме грозного шума воды, казалось, даже крона гигантского дерева не шелестела, сотрясаемая дождевыми потоками. Гром умолк, но голубые вспышки ещё мелькали время от времени в проёме дупла — где-то вдали гроза продолжалась.
Молодой царь Трои видел в скудном свете чадящего светильника лишь смутные очертания тел своих безмятежно уснувших спутников и светлые пятна их лиц. Он смотрел на них и вновь, заново и по-новому переживал свою вину перед ними. Он понимал, что они его ни в чём не винят, но от этого становилось только горше. Всё, что он сказал Ахиллу, стоя с ним плечом к плечу на каменном выступе в пещере горных карликов, когда они думали, что погибнут, — всё это снова терзало его душу, может быть, сильнее, чем тогда, потому что теперь он знал, что будет жить дальше и все ошибки, как это ни трудно, нужно будет исправить и оправдаться перед людьми, которых он любил всеми силами души и сердца.
