— Его имя — Гектор, — спокойно, всё так же не отводя глаз, произнесла женщина. — Он легко говорит и на эфиопском, и на египетском языках, но родной его язык — критский, и сам он — троянец. Так о нём говорят в Египте. И так мне рассказали финикийцы.
Сквозь резкий гул, внезапно будто обрушившийся на его голову, Неоптолем успел различить слабый вскрик и тихий стук, словно в соседней комнате чьё-то тело скользнуло вдоль стены и рухнуло на пол. Электра чуть заметно покосилась в ту сторону, но не переменила позы, в которой сидела.
Неоптолем усилием воли подавил растущее головокружение и спросил, поразившись, как сухо и спокойно, и словно бы издали звучит его голос:
— Купцы видели этого человека?
— Нет. Они же не были в Эфиопии. Им только рассказывали о нём. Они говорят, что это — легендарный воин, и он очень знаменит. Я привезла купцов с собою на случай, если ты захочешь поговорить с ними и убедиться, что я тебе не лгу.
— Я тебе верю, — жёстко произнёс юноша. — Но с купцами поговорю. Сегодня же. А теперь спрошу я: для чего ты мне это рассказала?
— Для твоего блага, — голос Электры как будто стал мягче, или ему только так показалось, потому что шум в ушах не утихал.
— Для моего блага?
— Да. Всегда лучше знать, что у тебя есть враги, пускай даже и в будущем. И ещё: если бы мой отец вернулся с войны и успел узнать о том, что мать изменила ему с Эгистом, Эгист умер бы тут же!
При этих словах её глаза сверкнули тёмным недобрым огнём, а рука, украшенная отцовским браслетом, сжалась в кулак.
— Я не Эгист! — резко бросил Неоптолем, поднимаясь и вынуждая подняться Электру. — И я не боюсь врагов, ни нынешних, ни будущих. Я благодарен тебе за заботу обо мне, царица! Прошу тебя принять моё гостеприимство и остаться до вечера во дворце. После ужина я поеду с тобой к твоему кораблю и сам расспрошу купцов. А сейчас прости — у меня много дел.
И он направился к дверям, повелительным жестом приглашая женщину следовать за собою. Никто из стоявших за дверями — ни охрана, ни рабы, ни даже бдительный Феникс — не заметили его смятения. Он шёл нахмуренный, но спокойный, в эти мгновения, как никогда, похожий на Ахилла. И никто не видел, что земля уходит у него из-под ног, что мир вокруг него рушится и солнце меркнет.
Глава 16
— Ну, вот я до него и дорос!
Неоптолем повернулся, внимательно разглядывая себя в большом бронзовом зеркале троянской работы. Оно было так идеально отполировано, что отражало всё в мельчайших подробностях.
Мощные железные доспехи, вызолоченные и украшенные кованым узором, прославленные доспехи Ахилла, делали и без того могучую фигуру юноши ещё мощнее и больше. Высокий гребень шлема со спадающими волнами светлой конской гривы почти касался дубового потолочного бруса, а приподнятые наплечники, казалось, занимали четверть ширины всей комнаты. Пламя стоявшего у стены светильника дрожало, играя в тёмной позолоте. Ставни в комнате были раскрыты, но рассвет ещё только занимался.
— Год назад этот нагрудник болтался на мне, как скорлупа на гнилом орехе... — усмехнулся юноша. — А теперь почти совсем впору — только наплечники чуть отстают да немного широк и низок пояс.
— Ты ощущаешь тяжесть этих доспехов, мой господин? — спросил Пандион, рассматривая своего царя с ног до головы и почти не скрывая восхищения.
— Да, они очень тяжелы, — Неоптолем кивнул, и светлая грива распалась по его плечам, волной стекла на спину. — Ещё недавно я не решился бы носить их. Сейчас надеюсь, что смогу в нём сражаться. А отец? Он надел их ещё мальчиком... Ему вначале не было тяжело?
Пандион покачал головой.
— Нет. Он просто надел доспехи и пошёл к своим кораблям. Я только и помню, как он шёл, весь сверкая на солнце, и как потом отплыли корабли.
— Кстати, о кораблях... — царь нахмурился. — Они готовы?
— Да, мой базилевс! И на каждом по шестьдесят человек. Все до одного — мирмидонцы.
— Кого ты назначил командовать вторым кораблём?
— Леандра. Он опытен и силён, и все воины знают и уважают его. Но я хотел бы... — тут в голосе отважного военачальника послышалась мольба, — я всё же хотел бы, мой господин, чтобы ты назначил на второй корабль меня. Возьми меня с собой!
Неоптолем резко повернулся, пластины доспеха, прикрывающие бёдра, гулко звякнули одна о другую.
— Нет, Пандион! Я не смогу спокойно отправиться в путь, если не буду совершенно уверен, что оставил Андромаху под надёжной защитой. А надёжнее тебя нет никого в Эпире, не проси. Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть!
— И ты плывёшь неведомо куда, чтобы расстаться с этим самым дорогим, чтобы отдать другому то, что по праву твоё! — не утерпев, воскликнул всегда сдержанный Пандион. — Прости меня, мой царь, но я не понимаю! И никто этого не поймёт!
— А я и не прошу, чтобы кто-то понял, — спокойно и почти надменно возразил юноша. — Мне достаточно того, чтобы мне повиновались. Иди, Пандион, проверь ещё раз, все ли припасы и оружие погружены на корабли и достаточно ли на них воды. Помни, шторма могут начаться в любое время, и мы, быть может, долго не сможем нигде причалить...
Воин глубоко вздохнул, ещё раз бросив на базилевса взгляд, полный удивления и тревоги, будто не мог до конца осмыслить всего, что происходило.
— Когда ты прикажешь отплывать? Завтра? — глухо спросил он.
— Сегодня, — ответил Неоптолем. — Сегодня, как только совсем рассветёт.
— Сегодня! О, нет, нет!
С этим возгласом, распахнув дверь, в комнату вбежала Андромаха и тотчас, остановившись, замерла, поражённая обликом юного царя.
— Доспехи... Доспехи Ахилла! Я бы подумала, что это он, не знай я, что это ты, Неоптолем. Я прошу тебя: не уезжай сегодня! Отчего ты делаешь это так поспешно, будто бежишь?
Женщина стояла в нескольких шагах от него, подняв руки к груди беспомощным и молящим движением. В широко раскрытых глазах прятались слёзы.
— Ступай, Пандион! — повторил свой приказ царь Эпира. — Когда совсем рассветёт, пускай гребцы занимают места. Я подъеду на колеснице, так что не забудь распорядиться, чтобы её приготовили. Иди.
Воин повиновался, не сказав больше ничего. Неоптолем и Андромаха остались в комнате вдвоём.
— Я не бегу, — сказал юноша, отвечая на её вопрос. — Но надо плыть, пока море спокойно. Зима надвигается, наступят шторма, и нельзя, чтобы они нас застали вблизи берегов. До Египта плыть долго.
— Всё-таки почему ты решил это сделать? — голос женщины звучал тихо и печально. — Почему ты едешь искать его?
— Потому что должен знать наверняка, он ли это. И ты должна знать. Мы оба думали, что он умер.
— И если он жив? — голос Андромахи так заметно задрожал, руки так тревожно сжались, что до Неоптолема вдруг дошла её тайная и страшная мысль.
