— Да, — внезапно овладевая собой, ответил везир. — Но лучше будет, если Гектор сам приедет ко мне сегодня вечером. Нам нужно многое обсудить.
— Я понял тебя, великий везир, и приеду обязательно, — Гектор почтительно наклонил голову. — Благодарю за приглашение.
Лицо троянца оставалось совершенно невозмутимым на протяжении всего разговора, и Панехси даже подумал, что он не слишком хорошо понимает их. Однако чистота его египетского произношения и быстрота речи убедили везира в обратном. Он кивнул и, повернувшись, ни на кого больше не глядя, вышел. Хауфра, всё это время молча стоявший в дверях комнаты, пошёл следом за ним, чтобы проводить до дверей своего дома.
— Ах ты сундук злости! — крикнула Альда, когда шаги гостя умолкли на лестнице. — Ишь, привык приказывать! Выдумал тоже — запретить амазонке сражаться! Козёл безрогий!
И она вышла, кипя негодованием.
— И как это случилось? — негромко спросил Гектор, когда они снова остались вдвоём с женой его брата.
— Что «случилось»? — не поняла Пентесилея.
— Как случилось, что он влюбился в тебя? На восторженного мальчика он похож мало.
— А я могу нравиться только восторженным мальчикам? — усмехнулась амазонка.
— Во всяком случае, такие умные, хитрые и опасные пройдохи, как этот, обычно не допускают подобных слабостей, — проговорил Приамид. — И уж во всяком случае, не позволяют себе влюбляться в женщин, которые их заведомо не полюбят.
— Как ты это сразу раскусил! — воскликнула Пентесилея. — Да, да, таков он и есть — умный, хитрейший и безмерно опасный... И вот такой-то неуязвимый человек так бездарно попал в сеть, которую никто не закидывал! Понимаешь, началось с того, что я его спасла.
— Это как же?
— Да просто. Прибыв в Мемфис, я оказалась неподалёку от пристани, там, где строится сейчас новый храм. К строительству как раз подъезжала колесница везира, он хотел посмотреть, как идут работы. А тут с деревянного настила хлопнулась доска, ударила по крупу одну из лошадей, та взвилась, лягнула другую, и они понесли. Дорога там шла под уклон, к реке, и если бы колесница разогналась ещё чуть-чуть, господин везир вскоре разлетелся бы клочьями по дороге. Ну, я передала ребёнка какой-то женщине, с разбегу прыгнула на спину лошади и остановила их, и эту лошадь и другую.
— Ого! Как тебе удалось?! — ахнул Гектор.
— Удалось, потому что я это умею. Вот так я сумела сразу найти покровительство при дворе Рамзеса и, с помощью Панехси, отыскать Хауфру и Альду. Он мне очень помог. Но именно он и мешает мне сейчас больше всех!
Последние слова Пентесилея произнесла не с досадой, а почти с отчаянием. У неё даже дрогнули руки, и маленький Патрокл, ощутив это, недовольно пискнул.
— Тише, тише, малыш, прости! — она опять поцеловала сына и вновь посмотрела на Гектора с незнакомой, грустной улыбкой.
— Я всё это время боюсь, что везир только притворяется, будто ведёт поиски Ахилла, — тихо сказала амазонка. — Я боюсь, что, найдя, он может попытаться убить его. Только наша победа над ливийцами может помочь нам, Гектор! Тогда Рамзесу придётся искать самому. Он дал слово, и уж он-то его сдержит. Думаю, и ты в это веришь.
— Верю, — задумчиво произнёс Гектор, следя в окно за тем, как Панехси садится в свою роскошную колесницу. — Плохо только, что многое в этом походе зависит от везира... Фараону, как воздух, нужна победа. А нужна ли она Панехси? Ты ведь не зря спросила его, не планирует ли он мою гибель? Да?
— Да, — кивнула Пентесилея. — Всё может быть. И дело тут уже не во мне... не только во мне. Но деваться нам некуда, Гектор. Всё равно придётся победить. — Придётся, — сказал он и улыбнулся, вновь глянув на розовое, круглое личико безмятежно уснувшего Патрокла.
Глава 7
— Ливийцы веками жили в сухих степях, что простираются к западу от долины Хани, до самой Великой Дуги
[24]. Местами там попадаются оазисы, иногда они довольно обширны, но в основном это — степи либо невысокие горы, изрезанные сухими оврагами. Там мало что растёт и не так много живности, однако в оазисах — тьма дичи, а стада антилоп пасутся порою и на скудных травах степей, пока леший зной не выжигает их. Ливийцы всегда занимались охотой, лишь немногие их племена научились держать и пасти скот, а сажать ячмень они стали только с приходом на их земли египтян. До недавних времён они не знали медных орудий. Зато их боевой дух велик, они кровожадны и жестоки, и жизнь человека для них стоит немного. У многих племён в обычае при похоронах племенного вождя приносить в жертву его духу пятьдесят наложниц вместе со скотом
[25]. Их тела насаживают на колья и втыкают их вокруг погребального костра, а затем тоже сжигают. Ливийские племена часто воевали друг с другом и беспощадно друг друга истребляли, но когда в их землях появились мы, египтяне, они перенесли свою ярость на нас, а потом, вынужденные нам подчиниться, стали устраивать набеги на мирные племена своих родичей-земледельцев, живущих в оазисах, и взятых в плен продавать нам же... До того они пленных не брали, убивали всех до единого. Они хитры, ловки и лживы, их клятвам верности нельзя верить. Египтяне дали им хлеб и бронзу, научили писать, прорыли каналы в сухих степях и в пустыне, построили города и крепости, которые не дают их царькам нападать друг на друга и на мирные караваны и чинить в округе разбой. Эти царьки платят нам дань, но сами только и думают, как бы напасть на Египет, как бы нам навредить. Вожди бунтовщиков, научившиеся от нас организовывать войска и целые армии, подогревают в своих воинах острую ненависть к Египту. Они говорят им: «Мы можем жить независимо!» Говорят на нашем языке — в их собственном просто нет такого слова, они жили без этого понятия! По сути, это разбойники, которым просто нравится воевать, убивать, грабить, торговать рабами. Но если дать им волю, они могут разрушить и разграбить Египет и взамен не создадут ничего! Несколько столетий назад нам уже грозила такая опасность — тогда на нашу землю, как чёрный смерч пустыни, пришли гиксосы
[26]. Но их власть длилась недолго, и, завоевав почти весь Египет, они всё же оказались способны попять, что не смогут управлять такой развитой страной, сохраняя свои дикие обычаи. Их цари стали принимать имена фараонов и объявили, что верят в наших богов. За сто с лишним лет власти гиксосы утратили боевой дух, и египтянам удалось их изгнать без великой крови... Но ливийцы не таковы. Они не просто разорят наши храмы, как это вначале делали гиксосы, они камня на камне не оставят! Мрачные духи, которым они молятся, призывают их только к разрушению.
