— Сначала давай поедим. Честно сказать, мне не хочется сеть, но я знаю, что это нужно. А вечером тебе придётся сходить к реке — впрочем, ты же всё равно пойдёшь за водой... Возможно, я и сам дошёл бы, но меня будет с того берега гораздо виднее, чем тебя.
— Конечно! — встрепенулась Авлона. — И раны могут начать кровоточить, а тогда на земле будут следы. Нет, тебе нельзя идти. А что надо принести, кроме воды?
— У заводи, где мы выбрались на берег, я видел ивовые кусты. Отвар ивовой коры снимает лихорадку. Чаще всего снимает. И ещё там растут водяные лилии. Ты принесла листья, но надо принести несколько корней. Хирон учил меня делать из них кашицу, которая помогает уменьшить воспаление ран. Только ныряй с великой осторожностью! Ты видела, что за твари здесь водятся.
Девочка покачала головой.
— Водяное чудовище очень большое. Оно не может плыть совсем бесшумно. Рыбы — и те бесшумно не плавают. Я не могу не почувствовать его, если оно подплывёт. И у меня сеть нож!
Ахилл не удержался и провёл ладонью по спутавшимся бронзовым волосам Авлоны.
— Я знаю, что ты ничего не боишься. Но лучше сейчас не вступай в битву, если её можно избежать. Нам надо остаться живыми... Ну, давай сюда своего суслика, поделим его. А бульон придётся черпать этим осколком по очереди — мы не во дворце моего отца, и у нас очень мало посуды...
Глава 5
Ахилл пролежал в лихорадке трое суток. Мучительный, ломающий суставы озноб сменялся не менее жестоким жаром, головокружение и боль во всём теле иногда становились настолько нестерпимы, что он искусал себя ладони, чтобы не кричать. Он делал это не только потому, что боялся выдать их убежище врагам либо кому-то, кто случайно забредёт в город мёртвых и сможет потом о них рассказать. Ему не хотелось пугать Авлону, которая и так была вне себя от страха за него. Ночами бывали приступы горячечного бреда, но Ахилл умудрялся быстро выходить из тяжкого забытья, и возможно, что постоянные волевые усилия спасли его — он боролся не только всеми силами своего могучего тела, но и всеми силами души, отчаянно желая выжить и вновь увидеть всех, кого любил.
Уже в первый день, собрав последние силы, герой поднял плиту, под которой они с Авлоной прятались от преследователей, и, поставив её вертикально, на три четверти закрыл входное отверстие гробницы. У основания плиты они навалили обломков камня и кирпича. Снаружи всё выглядело так, будто плита сама упала откуда-то сверху, тем более что Авлона с кошачьей хитростью вкопала возле плиты полусухой кустик так, будто он рос тут всегда. Взрослому человеку было теперь не войти внутрь гробницы, да и шакалы ночами не могли проникнуть в убежище беглецов. Зато Авлона перелезала через заслон и просачивалась в оставленное сверху отверстие без малейшего усилия.
Как оказалось, эта предосторожность была не напрасна. На второй день берег снова огласился шумом и звоном щитов, и египетские воины длинными цепями окружили город мёртвых и стали осматривать его «улицы», заходя в гробницы и пытаясь обнаружить следы беглецов. Впрочем, они были достаточно осторожны — должно быть, о невероятном великане уже пошли всевозможные легенды, и его стали бояться. Но для осторожности воинов была и другая причина: гробницы, особенно старые, нередко таили в себе капканы и ловушки, устроенные при их сооружении и предназначенные для охраны мумий и их посмертных богатств от грабителей. Кроме того, хотя Ахиллу и некуда было деваться: за кладбищем внимательно наблюдали с другого берега, и беглецы не могли покинуть его незаметно, а дальше кладбища действительно лежала пустыня — тем не менее невероятная сила и выносливость чужеземца внушали египтянам мысль и о каких-то его необычайных возможностях. Может быть, он способен даже долгое время жить в пустыне без пищи и воды? Правда, из разговоров воинов, к которым Ахилл, несмотря на мучившую его лихорадку и слабость, всё же сумел прислушаться, герой понял, что многие уверены в его гибели.
— А что? — говорил один воин другому. — Он же не знает, как далеко тянется пустыня. Ушёл в неё вместе с этим мальчишкой, да в первый же день и свалился. Мне говорили, что несколько стрел воины Рашаты успели в него всадить, пока мальчишка не подстрелил Рашату, да и после того ещё стреляли...
— Ранили этого чужеземца точно, да только уж больно он крепок... — отозвался второй воин, — не знаю, как вы все, а меня не очень тянет его найти! Мы видели крокодила, которого он убил голыми руками — его потом вынесло на отмель. Такого большущего я в жизни не видал, а этот демон разорвал ему пасть, как лягушонку!
— Да, ему в руки лучше не попадаться... — донёсся третий голос. — Но номарх непременно решил изловить его. Тем более что Рашата был его родственником. Иные думают, что чужеземец хочет выждать в пустыне, а потом незаметно выбраться через город мёртвых к реке и бежать. Думаю, мы так и будем его караулить и искать по всему ному, пока не найдём живым или мёртвым.
— Ну, если он погиб в пустыне, то ничего мы не найдём. Ни от него, ни от мальчишки шакалы не оставят и следа! Ну что ты топчешься здесь, Тутмос? Этот вход давно завален, и пролезет туда разве только кошка. Никого там нет. Идём!
К вечеру воины ушли, и следующие два дня прошли спокойно. Авлона подстрелила ещё нескольких сусликов. Их довольно упитанные тушки, густой бульон да корни всё той же водяной лилии составляли всю пищу беглецов. Ахиллу с трудом удавалось заставить себя нить бульон и съедать за день немного мяса, но он понимал, что без этого погибнет. Кроме того, он но несколько раз в день пил отвар ивовой коры и чувствовал, что лихорадка постепенно отступает.
Вечером четвёртого дня он сумел, шатаясь, встать на ноги и, сдвинув наполовину плиту, вышел из гробницы. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха и проверить, может ли он уже свободно двигаться. Раны всё ещё сильно болели, однако головокружение почти прошло, исчезли и мучившие его вначале приступы тошноты.
— Так или иначе, нам нужно отсюда уходить, Авлона, — сказал он маленькой амазонке, присаживаясь рядом с нею на камень. — Здесь нас рано или поздно найдут, и либо они убьют нас, либо нам придётся их всех перебить. А это было бы скверно: как мы сможем искать в Египте Пентесилею и Гектора, если станем египтянам врагами?
— Но мы уже убивали их, — напомнила Авлона.
— Да, но пока что только защищаясь. А на этих воинов мне придётся напасть. И сдаться им я не могу: здешний номарх, то есть правитель, возможно, не станет меня слушать, к тому же военачальник, которого ты застрелила, его родственник — я это понял из разговоров воинов.
— Я, значит, повредила тебе? — голос девочки задрожал.
— Что ты! Ты спасла мне жизнь: если бы не их растерянность, не гибель их военачальника, они бы меня убили, да, возможно, и тебя. Нет, ты выстрелила как раз вовремя. Но теперь надо думать, как нам отсюда выбраться и как добраться до Мемфиса.
— До Мемфиса? — переспросила Авлона. — А что это?
— Это столица, главный город Египта. Я не знаю их нынешнего царя, их фараона, только слышал о нём, но, наверное, нет другого выхода, как только добраться до него, рассказать, кто я такой, и просить его помощи. Я думаю, и он обо мне слышал, хотя и не знает пока, что я не ахеец, а троянец и брат нынешнего троянского царя. Конечно, если он согласится помочь с поисками наших с тобою родных, то за это чего-то потребует...
