И в то же мгновение чудовище, ещё сильнее пригнувшись, резко оттолкнулось задними лапами и хвостом и взвилось в воздух.
Ящер прыгал, рассчитывая обрушиться на Ахилла сверху, и герой это прекрасно видел. Он успел бы уклониться от прыжка, но не стал делать этого, лишь поднял и выставил над собою копьё. Миг — и наконечник «пелионского ясеня» ударил в твёрдую, как бронза, чешую, пробил её, и копьё на два локтя вошло в брюхо гигантской твари.
Струя густой крови хлынула в лицо Ахиллу, страшная тяжесть забившейся на копье туши едва не лишила его равновесия, но он стоял, твёрдо расставив ноги, не выпуская из рук обитого железом могучего древка.
Ящер, пронзённый почти насквозь, был, однако, жив. Хрипя и визжа, он извивался в воздухе, силясь передними лапами и оскаленной мордой достать героя. Чем глубже входило в его тело копьё, тем ближе к лицу троянца были растопыренные когти и клинообразные зубы твари.
— До чего все гады живучи! — прошептал Ахилл.
Собрав все силы, он резким движением стряхнул тушу ящера с копья, и едва тот, извиваясь и визжа, коснулся земли, подскочил к нему сбоку. Второй удар пронзил шею твари возле самой головы, третий раздробил нижнюю челюсть. В этот миг гигантский, бешено бьющийся хвост зацепил своим концом ноги героя, и тот отлетел на несколько шагов, отброшенный с неимоверной силой. Едва зажившая правая нога отозвалась резкой болью, Ахилл взревел от ярости и, мгновенно вскочив, нанёс твари четвёртый удар, затем пятый. Кровь лилась потоком, хрипение и визг перешли в пронзительный свист.
И вдруг всё смолкло. Ещё несколько конвульсивных движений — и безобразное тело, скрючившись, застыло на земле.
— И всё? — с усилием перевода дыхание, проговорил Ахилл. — И этот головастик держал в ужасе и трепете целое племя? Тьфу!
Он обернулся. Авлона, размахивая факелом, отплясывала посреди площадки какой-то сумасшедший танец и пела, вернее, вопила, во весь голос:
— Вот так!
И весь враг!
Ах! Ох!
И подох...
Зря хвалился,
Зря храбрился,
Зря своим богам молился!
Вот так —
Убит враг!
— Хватит, Авлона! — окликнул её герой. — Лучше посмотри, где там Эша: надеюсь, он не умер со страху!
Мальчик оказался почти там же, где упал, лишь отполз на четвереньках к самым кустам. Однако теперь он поднялся и, покачиваясь, совершенно не понимая, что происходит, стоял и смотрел на бесформенную, уже застывшую на земле тушу чудовища.
— Ты его убил? Ты убил духа пустыни?!
— Кого?! — в свете костра и факела, залитый кровью, неестественно громадный, Ахилл казался юному туарегу едва ли не страшнее Великого ящера. — Какого духа?! Эта вонючая уродина — ваш дух?! Ему ваши отважные вожди приносили в жертву людей?! Очнись, Эша! Это просто большая зубастая ящерица, которая жрала шакалов в пустыне, а когда их не хватало, приходила сюда — слопать верблюда и какого-нибудь из дураков, которые решили её обожествить и кормить мальчиками! Ну что ты так дрожишь? Ещё упади в обморок перед девчонкой! Лучше помоги мне снять шкуру с моей добычи. Что так смотришь? Вот нож — и делай, что я говорю! А то рассержусь!
Когда утром туареги целой толпой пришли к месту жертвоприношения, они увидели уже освежёванную тушу и блестящую чешуйчатую шкуру, развешанную на том самом столбе, возле которого вечером оставили обречённого на съедение юношу.
Чудовищный рёв, который они слыхали ночью, уже подсказал многим, что на плато произошло нечто не совсем обычное, не то, что всегда происходило в таких случаях. Но увиденное вызвало у туземцев такое потрясение, что вначале никто не смог заговорить.
Чуть опомнившись, Моа выступил вперёд:
— Ты убил Духа пустыни? Это, — он указал на окровавленную тушу, — действительно Великий ящер?
— Вот его шкура, вот моё копьё в его крови, вот груда мяса, которую вам предстоит разрубить на куски и съесть — не пропадать же ему! — спокойно протирая свой нож тряпицей, ответил Ахилл. — Кстати, вкусное мясо, хоть вид у вашего ящера был и не слишком аппетитный, не говоря о запахе. Мы возились с этой шкурой до самого утра, так что здесь и позавтракали. Если хочешь — немного жареных рёбер ещё осталось.
Старик посерел больше, чем Эша в миг появления зверя, и отшатнулся:
— Не может быть!!! Не может человек убить Духа пустыни! Кто ты?!
— Очевидно, здесь я — истребитель злобных духов. Перед тем как прийти к вам, я наколол на это же копьё такого же Духа воды. Впрочем, это не единственное, что я умею.
Трудно сказать, кто из собравшихся понял слова героя. Но, услыхав их, туземцы вдруг, все как один, попадали на колени и, протянув вперёд руки, дружно завопили.
— А не хватит шума? — усмехнулся герой. — Я от рёва этой дурной ящерицы и так уже почти оглох. Ну, у кого сеть топор, нож? Солнце встало — мясо может протухнуть. Рубите и тащите в посёлок. Некоторые народы считают, что, съев убитого врага, получаешь его силу и неустрашимость.
При всём потрясении туареги не потеряли способности соображать и поняли, что бросать груду мяса, которое им дарят просто так, будет неразумно. Мёртвый дух не страшен, а живой и грозный великан, пожалуй, ещё обидится, если они отвергнут его щедрость...
Когда все уже занялись делом, какой-то мужчина в длинном балахоне потихоньку подошёл к Ахиллу. Женщины принесли из деревни чан с водой, и «светлый великан» с наслаждением смывал с себя липкую засохшую кровь.
— Великий победитель ящера! — на неплохом египетском языке робко проговорил мужчина. — Я Сура, отец Эти, которого старейшины присудили в жертву Ящеру. Скажи, куда делся мой сын? Дух пустыни съел его?
— Нет! — герой через плечо бросил на туарега такой яростный взгляд, что тот попятился. — Не успел он его съесть!
— Тогда, может быть, его съел ты?..
— Что-о-о?! — Ахилл развернулся так стремительно, что тяжёлый чан с остатками воды опрокинулся ему на ноги. — Дурак! Мало того, что просто так отдал сына тупоголовой ящерице, так ещё и... Тьфу, что за глупое племя!
Последние слова, впрочем, он произнёс уже на родном языке...
Глава 11
Ахилл и Авлона собирались покинуть оазис спустя десять дней после битвы героя с ящером. Теперь Моа готов был дать отважному истребителю злобных духов даже трёх верблюдов и трёх проводников.
Вечером, за пару дней до намеченного отъезда, они с Авлоной сидели возле очажка в своей хижине. Ахилл неспешно поворачивал над слабо тлеющим меж камней огнём деревянный вертел с кусками аппетитно шипящего мяса.
Ящер был так велик, что окороком, который герой по справедливости взял себе, они с девочкой питались уже довольно долго.
— Когда мы придём в Мемфис, что ты станешь делать? — спросила Авлона, задумчиво глядя на сине-оранжевую бахрому огня, лениво колыхавшегося над чёрными струпьями углей, и одновременно ритмично чиркая лезвием ножа по шершавому кремню.
