Войска Оттона подошли почти под стены Палермо, когда к Фридриху неожиданно явилось посольство из Германии, сообщившее, что Его Сицилийское Величество, согласно благословению Папы и по настоянию короля Франции Филиппа II Августа
[56], избран императором Германии!
Помню, мы стояли как громом поражённые! С одной стороны, враг готовит лестницы и греческий огонь, с другой, если Фридрих доберётся до Аахена и водрузит себе на голову корону... Дальше его императорская воля — посылать ли войска на обнаглевшего неприятеля и отбить Сицилию. Хороший план. Жаль неосуществимый. Потому как я с трудом могу представить себе, что вышедший под переговорным флагом Фридрих вежливо попросит Оттона позволить ему пройти мимо его войск, дабы добраться до германского престола: мол, ужас как надо, уже опаздываю. Ага, и как войска высокомерного Гвельфа с поклонами и улыбками отодвигаются, пропуская людей Фридриха. Ха-ха!
Но самое смешное впереди. Все мы, и королева, с которой в последнее время Фридрих сделался неразлучным, и его самая первая, самая верная свита, разумеется, тут же поздравили Фридриха, осушив в его честь по кубку вина. Послов тоже, несмотря на предстоящую осаду, накормили и напоили, как принято. И тут случилось первое чудо! Не успели мы крикнуть Фридриху троекратное «ура», как душенька Оттон вдруг развернул войска и форсированным маршем потрусил на север! Кто же мог подумать, что пока он тут грабит чужое, кто-то зайдёт ему «в тыл», да и надругается над святым?! В общем, он узнал о том, что корона Германии теперь принадлежит сопернику, и поспешил заявить на неё собственные права и претензии.
— А разве ты не слышал о сне короля Оттона? — отсмеявшись над остротой, поинтересовался трубадур. — Как же? Накануне сражения Оттону пригрезилось, будто бы он пытается оттеснить от своего лагеря молодого медведя.
— В общем, так или иначе, напуганный снами и предчувствиями Оттон переправился со своими людьми через Альпы и созвал во Франкфурте-на-Майне придворный совет, но... Должно быть, Господь отвернулся от отлучённого от церкви короля. Потому что половина баронов, на помощь которых тот рассчитывал, не приехала на зов, ожидая появления Фридриха. Тогда Оттон вспомнил о Беатрикс Швабской и спешно женился на ней, полагая, что этот брак укрепит его позиции среди сторонников покойного короля Филиппа.
А Фридрих был уже в пути, только теперь не в Германию, как можно было бы ожидать, а прямёхонько в Рим, дабы Папа лично провозгласил его императором, а заодно и короновал на сицилийский трон его только что родившегося сына Генриха.
Посуху дороги были перекрыты, пришлось двигаться по морю. В порту Гаэта будущего императора ожидал пизанский флот. Сев на предоставленные нам корабли, мы достигли Вечного города в середине апреля 1212 года.
Там Фридрих был радушно принят и Иннокентием, и клиром и простыми людьми, в открытую чествовавшими его как будущего римского императора. Видя красоту и молодость Фридриха, Иннокентий III назвал его «своим Давидом», которого он посылает победить гвельфского Голиафа. После чего Папа выдал Фридриху деньги, необходимые для того, чтобы добраться в Германию.
Впрочем, выданной суммы оказалось недостаточно. Думали, что Иннокентий подкинет ещё воинов, но милости на этом закончились. Да не беда — после Рима деньгами удалось ещё разжиться у находящихся в то время в Вечном городе торгашей-генуэзцев. У тех всегда были проблемы с Пизой, так что им на будущее пригодилась бы поддержка Сицилии.
Потом пришла очередь Павии отсыпать немного золота в императорский кошель. Оттуда наш путь лежал в Геную. Далее обходными путями мы достигли реки Ламбро, на другом берегу которой нас уже ждал отряд дружественных кремонцев.
Кремона изначально была благорасположена к нашему королю, но переправа — и так нешуточное дело, а тут ещё чёрт знает откуда появились вооружённые до зубов миланцы. С криками «поповский император!» они бросились на нас, и когда первые ряды сшиблись, Фридрих вскочил на неосёдланную лошадь и бросился на ней в реку, поплыв под градом стрел на другой берег.
Мы решили, что император погиб, но всё равно бились, перекрывая доступ к воде. И тут произошло второе чудо! Он не только выплыл сам, но и вывел коня. В какой-то момент я услышал за своей спиной радостный возглас кремонцев и, обернувшись, увидел махавшего нам Фридриха. Поняв, что император им больше не по зубам, миланцы посчитали правильным отступить. Так Фридрих спас жизнь себе и своим подданным!..
— Ты успеваешь, мальчик? — обратился оруженосец к Константину и, когда тот кивнул, продолжал: — Что дальше?
— Дальше Мантуя, Верона и Триест... Потом через Альпы в Энгадин. В начале сентября мы добрались до Кура, где нас уже ждали и устроили пир. После недолгого отдыха мы получили в сопровождение отлично вооружённый отряд, который двигался с нами до Сен-Галлена, да и все желающие могли обменять уставших и больных лошадей на свежих! В Сен-Галлене к нам присоединилось ещё 300 рыцарей, и вот, наконец, сквозь утренний туман перед нами словно нарисовались стены первого города Германии — Констанца!
Меж тем дела Оттона были, мягко говоря, не хороши. Его молодая жена умерла через несколько дней после свадьбы, после чего от него отвернулись швабы и баварцы, которые тут же примкнули к Фридриху. Добавьте к этому разрыв с Папой и церковью. А тут ещё и «поповский император» трубит у ворот! Есть от чего расстроиться!
Фридрих подошёл к воротам Юбелингене, где обосновался супостат. Юбелинген ведь на другом берегу от Констанца, рукой подать. Так наш король в сопровождении нескольких герольдов и ехавшего с ним из самого Рима папского легата архиепископа Берарда фон Бари
[57], постучался в ворота да потребовал, чтобы пригласили местного епископа. Фридрих представился ему и, передав на словах наилучшие пожелания от Папы, попросил впустить в крепость. Когда же епископ заартачился, в переговоры вступил архиепископ, который, не торгуясь, громко зачитал анафему императору Оттону и пригрозил городу интердиктом, после чего епископ, делать нечего, велел открыть ворота. Вот так, не пролив ни единой капли крови, Фридрих захватил отлично укреплённую крепость Юберлинген, — и то было третье чудо!
А вот когда изгнанный из своей берлоги Оттон постучался во врата Констанца, его там ждал куда более жёсткий приём. Получив от ворот поворот, Гвельф был вынужден проглотить и эту обиду, что ещё больше укрепило позиции Фридриха.
Через неделю наш златовласый король уже въезжал в Базель. Епископ Страсбургский подарил ему 500 рыцарей, а король Богемии признал нового императора с условием, что за ним сохранятся все его земли.
Награда архиепископу Бари была покамест только обещана, но ни в церкви, и ни перед собором, а в кругу близких друзей. Молодой король торжественно обещал своему спасителю, что когда сядет на императорский престол, то призовёт к себе Берарда фон Бари и сделает архиепископом славного города Палермо, дабы правили они впредь слаженно, точно две руки! На что архиепископ возразил, что уж кого-кого, а его не придётся призывать и разыскивать, ибо в тот славный час будет он сопровождать Фридриха в собор Святого Петра, ну а коли не окажется там его, так, стало быть, и звать больше никого не придётся. Потому как не приехать на коронацию возлюбленного монарха сможет он разве что по причине собственной смерти.
